Захватывающе? Дженова так не думала. Ее тело трепетало, вынуждая согласиться, но она не забывала и об осторожности. Но Генрих уже сжимал ее в объятиях, осыпая поцелуями.

Он уничтожал ее губами, опустошал языком. Когда Генрих притиснул ее к стене, привалившись к ней, желание накрыло ее сокрушающей волной.

Она сознавала, что не станет сопротивляться. Боялась только, что их застанут врасплох. Но Генрих прав, это будет захватывающе. Дженова не знала, сколько времени у них впереди. День, неделя, месяц? Этот момент неистовой страсти с Генри, возможно, поможет ей прожить без него остаток жизни.

Она больше не властвовала над собой, когда путалась руками в его волосах, прильнув к нему губами. Ею двигало сладострастие, слившееся в пьянящую смесь томления и боли. Его тело целиком принадлежало ей. Ее жаждущие бедра поднялись навстречу его эрекции, помогая ему найти у нее между ног влажное горячее лоно. И она ощутила трепет приближения экстаза.

Но этого было недостаточно.

Она хотела большего. Она хотела стать частью его. Почувствовать его в себе.

Генрих приподнял ее, обхватив ладонями за ягодицы, и пристроил к себе поудобнее. Обвив его бедра одной ногой, Дженова прижалась к нему еще плотнее, стремясь всем своим существом к более полному слиянию. Ее грудь болела. Склонив к ней голову и обжигая даже сквозь платье своим горячим дыханием, он хотел припасть губами к ее изнывающей плоти, от которой его отделяла тонкая преграда ткани. Дженова потянула за завязки у горла и, расслабив шнуровку, стянула с плеч платье.

Ее набухшая грудь с налившимися сосками обнажилась. Издав продолжительный стон, Генрих впился в нее губами, ласкал их языком, мял, тискал. Испытываемые ощущения не поддавались пониманию и были слишком мощными, чтобы с ними бороться. Она считала себя сильной, но противостоять этим ощущениям было не в ее власти.

– Я хочу тебя! – прорычал Генрих, глядя ей прямо в глаза.

Ее пальцы нащупали завязки его штанов. И в следующий миг его жезл вырвался на свободу. Дженова провела по нему рукой, и он содрогнулся. Генрих задрал ей юбки. Затаив дыхание, Дженова запрокинула голову, когда он прикоснулся к ее налитой плоти своей и опалил горячими губами ее шею.

– Давай, Генри, – простонала она. – Давай же, давай!

Резким движением он овладел ею, рывком войдя на всю глубину.

Дженова ахнула, в самом низу живота распустился цветок огня, посылая дрожь в бедра. Она подняла голову, и Генрих заглянул в ее глаза.

Она была прекрасна. Сирена. Богиня. Он пожирал ее взглядом. Из-под сбившейся вуали вырвалась на свободу коса и расплелась. Волосы рассыпались по плечам темными волнами.

Слегка откинувшись назад, Генрих снова погрузился в ее омут, зная, что его глубины ему всегда будет мало. Он хотел слиться с ней воедино. Хотел, чтобы в ней созрел его плод, чтобы потом повторить все сначала. А потом еще и еще. И чтобы это продолжалось до конца их дней.

Он вновь нырнул в глубину и припал губами к ее губам, исторгнув из ее горла крик свершения, за которым последовал его собственный. Сплетясь в объятиях, их тела подрагивали. Где-то далеко жужжали голоса слуг, лаяла собака, слышались громкие приказы командира, тренирующего солдат. Жизнь текла своим чередом, и они были всего лишь ее частью. Все как будто оставалось прежним и в то же время как-то изменилось. Генрих сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь понять, что это значит.

Дженова хрипло рассмеялась, отпуская его, и одернула юбки, прикрыв наготу. Дрожащими пальцами она взялась за шнуровку платья. Генрих нежно оттолкнул ее руки, чтобы самому затянуть шнуровку, и сосредоточился на узле. В горле у него пересохло, сердце громко стучало.

Она нужна ему. Он должен спасти ее от Болдессара.