— Максим, внучок, иди ко мне. — Бабушка расставила руки, призывая внука обняться.

На мгновение Максиму показалось, что у женщины не руки, а когтистые лапы хищной птицы.

— Ну, иди же, Максик.

Нет, руки как руки. Максиму стало стыдно за плохие мысли о бабушке. Он мотнул головой, отгоняя плохие мысли, и пошел к бабуле. Но одна уж совсем нехорошая мысль не ушла, она засела глубоко в сознании. Мальчик подумал, что бабушка своими пирожками заманила его в ловушку и теперь хочет убить. Да нет же! Они обнялись, Максим уткнулся лицом в цветастый передник. От фартука пахло выпечкой, вареными яйцами и жареной капустой. Был еще какой-то запах, едва уловимый, но Максим не смог понять, что это так пахнет.

— Бабуль, а где пирожки? — Мальчик поднял голову и посмотрел бабушке в глаза. Она отвернулась.

— В печи, — ответила она. — А хочешь достать их сам?

— Конечно, бабуля! — воскликнул Максим и подбежал к полукруглому зеву. — А как?

— Очень просто, встань на табуретку и залезь на припечек…

Несмотря на то что рядом стояла его родная бабушка, происходящее напомнило Максиму одну сказку, где Баба Яга уговаривает сесть детей на лопату. Он посмотрел на бабулю и остолбенел. Она и была той самой Бабой Ягой. Горб на спине чудовища торчал так, словно кто-то еще украдкой поглядывал на Максима из-за головы старухи. Колдунья была замотана в лохмотья, из-под сбившегося набок платка торчали жесткие седые волосы, крючковатый нос свисал над ухмыляющимся ртом.

— Лезь! — приказала ведьма, схватила своими когтистыми лапами мальчика и запихнула в чело.

Жар. Невыносимый жар окутал все тело, но паники не было. Ее не было, даже когда вспыхнули волосы. И тут Максим понял, чем еще пахло от бабушкиного фартука. Горелым мясом. Мальчик открыл рот (теперь стало горячо и внутри) и закричал…

…Макс проснулся. Встал и прошел в кухню. Не включая света, попил воды и подошел к окну. Запах горелого мяса был едва уловим, а горький привкус гари пропал совсем. Странный сон. Будто его хотели сжечь? На костре? Он не мог вспомнить. Но Макс все чувствовал. Как бы это ни странно звучало, он чувствовал жар пламени и запах дыма. Максим потрогал кожу на руке. Боль, слабая, будто он обгорел на солнце. Чушь какая-то! Не могут сны быть такими реалистичными.

Максим пошел в ванную и умылся. Липкое чувство чего-то ужасного обволокло все его тело. Чувство чего-то, что совершил он. Он сам!

* * *

— А я тебе говорю, это все он! — сказал Станислав Владимирович. Елена Аркадьевна села на стул у плиты и заплакала.

— Тише, он тебя услышит. Как может девятилетний мальчик уби… — женщина осеклась. — Заставить кошку утопить котят?!

— Не знаю! Не знаю! Именно поэтому мне страшно. — Мужчина сделал паузу. — Я боюсь находиться с ним в одной комнате… — Станислав Владимирович шептал: — В одном доме…

Елена почувствовала страх. И причина этому — не только резкий переход мужа с истерического крика на шепот. Она вспомнила тяжелый взгляд сына. Совсем недетский взгляд. Елена оглянулась. Кроме нее и Станислава, в кухне никого не было. Мать пошла к соседке, а Максима уложили спать.

— Мне кажется, — снова шепотом произнес Станислав Владимирович, — и эти мальчишки — его рук дело.

Неделю назад пропали три мальчика. Вчера их нашли в лесу. Растерзанных.

«Что-то происходит с нашим малышом. Вместо того чтобы помочь ему, мы отстранились от него. Сидим на кухне и шепчемся. Мы боимся собственного сына», — подумала Елена Аркадьевна.