Он закончил одеваться и спустился вниз с заряженным автоматом М-1 в руках. Но вместо того, чтобы разрядить его в Ножика, он еще раз сохранил ему жизнь и согласно кивнул, когда Эспайльат — крысиные глазки тревожно метались — посоветовал ему позвонить в генштаб и отдать приказ не выводить войска из казарм. Генерал Роман позвонил в крепость имени 18 Декабря и распорядился, чтобы военные гарнизоны не покидали казарм, сообщил, что выходы из столицы перекрываются, и предупредил, что в ближайшее время свяжется по телефону или по рации с начальниками гарнизонов внутренних районов страны в связи с делом чрезвычайной важности. Он непоправимо терял время, но не мог всего этого не делать, чтобы, как он себе говорил, не возбудить у Ножика подозрений.

— Поехали, — сказал он Эспайльату.

— Я отвезу Лихию домой, — сказал тот. — И присоединюсь к тебе на шоссе. Это примерно на седьмом километре.

Садясь за руль своего автомобиля, он знал, что должен, не медля, отправляться в дом генерала Хуана Томаса Диаса, находившийся совсем рядом с его домом, чтобы узнать, свершилось ли убийство — наверняка свершилось, — и приступать к осуществлению государственного переворота. Деваться ему некуда: мертв Трухильо или ранен, он — все равно соучастник. Но вместо того, чтобы направиться к Хуану Томасу или Амиаме, он поехал на проспект Джорджа Вашингтона. Неподалеку от Животноводческой выставки он увидел автомобиль, из которого ему подавали знаки полковник Маркое Антонио Хорхе Морено, начальник личного сопровождения Трухильо, и генерал Поу.

— Мы беспокоимся, — крикнул ему Морено, высунувшись в окошко. — Его Превосходительство не прибыл в Сан-Кристобаль.

— Было покушение, — сообщил им Роман. — Следуйте за мной.

На седьмом километре, когда Морено и Поу осветили фонарями темный изрешеченный «Шевроле», крошево стекол, обломки и пятна крови на асфальте, он понял, что покушение удалось. Из такой переделки живым он выйти не мог. А значит, следовало арестовать, взять в сообщники или убить Морено и Поу, двух убежденных, оголтелых трухилистов, до того, как здесь появятся Эспайльат и другие военные, и нестись стремглав в крепость имени 18 Декабря, где он будет в безопасности. Но он и этого не сделал, более того, вместе с Морено и Поу растерянно осматривал место происшествия и обрадовался, когда полковник нашел в кустах револьвер. Несколько минут спустя, появился Ножик, прибыл патруль, полицейские, и он приказал им продолжить поиски. А сам будет в штабе.

Пока он в своей казенной машине с сержантом Моронесом за рулем ехал в крепость имени 18 Декабря, он выкурил несколько «Лаки Страйк». Луис Амиама и Хуан Томас, должно быть, сейчас мечутся с трупом Хозяина, ищут его. Его долг — подать им какой-нибудь знак. Но вместо этого, прибыв в штаб, он наказал охране ни в коем случае не впускать в здание ни одного гражданского, кем бы он ни был.

Крепость бурлила, что было немыслимо в нормальное время в столь поздний час. Пока он взбегал по лестнице к себе на командный пост, отвечая на приветствия попадавшихся на пути офицеров, он слышал вопросы: «Попытка высадки напротив Животноводческой выставки, мой генерал?» — но не остановился ответить.

Он вошел возбужденный, сердце колотилось, и, окинув взглядом два десятка собравшихся в его кабинете высших офицеров, понял, что, несмотря на все упущенные случаи, еще оставалась возможность осуществить план. Офицеры, которые, увидев его, щелкнули каблуками и отдали честь, были отборной группой высшего командования, в большинстве своем его друзьями, и они ждали его приказа. Они знали или интуитивно чувствовали, что только что возник вакуум власти, и, воспитанные в традициях дисциплины и полной зависимости от начальника, ждали, что он примет на себя командование и четко обозначит цели.