|
Вуали позволяли угадывать фигуры и цвета. Сестра Настоятельница приказала нам встать на колени. Холод земли пробрался сквозь туники и поднялся по ногам. Мы склонили головы, молча и терпеливо. И сначала услышали радостный шум зелёного прозрачного моря. Звук издавали листья деревьев, шевелящиеся на ветру. И потом Он изрёк: «Вы – волчицы, плодящие яд, сборище, оплодотворенное погибелью и злодеянием, мешок смердящей гнили, рассадник гнусностей. Нечестивицы. Убийцы». Его голос эхом отдавался в наших телах, как будто он шёл не с высоты, а охватывал весь сад. Словно был повсюду. «Одна из Младших Святых убита, а Священный Кристалл у неё украден». Среди нас воцарилась плотная, нереальная тишина, и, будто наше изумление могло остановить естественное движение мира, листья на деревьях перестали шевелиться. Драматичный, но расчётливый вопль Лурдес вывел нас из транса. Последовали стоны, рыдания, возгласы. И обмороки. Некоторые били себя в грудь, другие скребли землю, умоляя о прощении. Дёргали себя за волосы, царапали лицо, оставляя глубокие следы. А я улыбнулась под вуалью.
Порыв ледяного ветра заставил нас дрожать. Потянуло холодком (остатки тумана), хотя стояла жара. Сестра Настоятельница вскочила и уставилась на нас, внимательно наблюдая за зрелищем притворной боли. Когда она взглянула на меня, я изобразила обморок. Она почти неслышно произнесла «хватит», но это слово, как дротик, ранило нас, одну за другой. Мы застыли в неподвижности, а затем, придя в себя, встали с колен, поправили туники и приготовились её выслушать. Она сдёрнула вуаль, и некоторые из нас в изумлении прикрыли рот руками, ведь снимать вуаль запрещено, за это нас карают, заставляя ходить по битому стеклу. Сестра Настоятельница приблизилась к Каталине и велела ей поднять вуаль. Мы догадались, что должны поступить так же. Сестра Настоятельница дождалась, пока все мы откроем лица, затем позвонила в колокольчик, который всегда носила в кармане брюк. Мы переглянулись, не понимая, в чём дело: колокольчик был новым. Служанка принесла Сестре Настоятельнице хлыст – гибкую хворостину, удары которой особенно болезненны. Служанка скрывала улыбку, предвкушая, что кто то сейчас завопит. Сестра Настоятельница всегда выбирает хлысты покрепче и понадёжнее. Она сама углубляется на их поиски в лес в место, которое начинается за садом, слева от Обители Священного Братства, напротив Монастыря Очищения, Башни Безмолвия и Сверчковой Фермы. Сестра Настоятельница часами выбирает хворостины для нашей порки, проверяет их на прочность, стегая стволы деревьев, на коре которых остаются трещины и раны, сочащиеся прозрачной «кровью» – красной, зелёной, янтарной. Для особых наказаний она использует один из кожаных кнутов, какими монахи бичевали себя. Это старинный кнут с девятью «хвостами». Служанки привели Мариэль со связанными руками, босую. Я услышала шёпот и приглушенные стоны, но Сестра Настоятельница едва качнула головой, и мы затихли. На Мариэль была белая ночная рубашка, запятнанная кровью. Видимо, в качестве наказания ей воткнули в соски ещё несколько иголок, ведь она отвечала за заботу о Младших Святых во время церемоний, поэтому теперь ей придется искупить свою вину собственной кровью. Белая ночная рубашка (постепенно красневшая всё заметнее) обнажала её формы, и хотя ей заткнули рот, отчётливо слышался крик. Она что то кричала на одном из языков, запрещённых в Обители Священного Братства. Я различала только отдельные слова и фразы, которые осмеливаюсь здесь записать так, как слышала: «Спаси меня, Мария, исполненная благодати, ты самая добрая из женщин». Ноги Мариэль были в грязи. Ей натянули на голову белый капор и сбрили непокрытые короткие волосы, чтобы усилить унижение. Мариэль дрожала. Любопытно, чем пахнет страх? Я подумала, что это невозможно ощутить, так как он коченеет где то внутри. Под ночной рубашкой на ней ничего не было. Сестра Настоятельница подошла к ней и ударила по губам, поскольку запретная молитва на запрещённом языке слышалась всё отчетливее. |
