Глава 11

7 Киторна, год Возвышения Эльфийского Рода

Когда лунный свет померк, Барерис спускался по узкой, полузасыпанной тропинке, которая, извилисто петляя, вела вдоль отвесного склона. С бешено колотящимся сердцем юноша низко пригнулся и принялся осматриваться, пока не понял, что Селунэ просто скрылась за облаком.

Ночью на охоту выходила нежить — крылатые твари, летучие мыши, нематериальные призраки и многие другие, но Барерис понял, что ему все равно придется продолжать путь и в темное время суток. Поначалу юноша надеялся, что сможет найти какое-нибудь укромное местечко и отлежаться там до рассвета, но, слыша на протяжении двух ночей приближающиеся звуки погони, он понял, что ни одно укрытие не является достаточно надежным. Возможно, превратившись в крыс или волков, его враги могли выследить его по запаху. В любом случае, лучше всего продолжать двигаться дальше, чтобы опережать преследователей.

Пусть магия и давала ему возможность видеть в темноте, путь через горы все равно оказался опасным и выматывающим. У юноши возникли проблемы с едой, глотка пересохла, а желудок постоянно сводило от голода.

Частенько он задавался вопросом, почему вообще утруждает себя этой жалкой, заранее обреченной на провал попыткой бегства. Он обещал спасти Таммит, но, если поглядеть правде в глаза, какие у него были на это шансы? Как в достоверных исторических хрониках, так и в самых фантастических рассказах он не встречал и намека на то, что вампир может вновь стать человеком.

И какой смысл продолжать жить без неё? Как он мог вынести то, что возлюбленная проклинала его за то, что с ней случилось, подозревая, что в её обвинениях была толика правды? Он подвел её по крайней мере дважды, разве не так? Один раз — когда покинул её в Безантуре, а второй — когда попытался спасти её и потерпел неудачу.

В будущем его не ждет ничего, кроме страданий, так что разве не проще будет прекратить это тяжкое испытание и остановиться? Привлеченная криком-другим, нежить обнаружит его, и тогда он сможет сразиться с ними. Если удача будет на его стороне, то он сможет напоследок получить удовольствие, уничтожив парочку преследователей прежде, чем остальные твари разорвут его на куски.

Он снова и снова испытывал искушение так и поступить, но все же никак не мог решиться. Возможно, несмотря на все доводы рассудка, часть его все ещё продолжала надеяться, что Таммит ещё можно спасти, или первобытный инстинкт выживания оказался сильнее, чем отчаяние.

Он украдкой двинулся вперед и вышел на широкий, плоский хребет — перевал, который соединял один пик с другим. Значит, какое-то время идти будет быстрее и проще. Надеясь, что вода где-нибудь поблизости тоже найдется, бард ускорил шаги, но тут его охватил холод и над головой юноша почувствовал нечто неопределенное, но болезненно неправильное.

Бард бросился на живот, протянув руки, чтобы подмять под себя и разорвать — как получится — проносящуюся над ним туманную фигуру нападавшего. Перекатившись на ноги, он вытащил меч. Слабо фосфоресцирующий призрак стоял на каменистой земле — если так можно сказать. Очертания духа колыхались и плыли, так что его ноги то отрывались от почвы на небольшое расстояние, то частично погружались в неё. Небольшие узловатые деревья и кусты вокруг твари, отравленные её близостью, моментально завяли и стали опадать.

Барерис внимательно посмотрел на противника, и у него перехватило дыхание. Он никогда не ожидал столкнуться с кем-то, кто был бы более уродлив, чем Ксингакс, однако стоявшее перед ним существо оказалось именно таким. И в самом деле, его черты, несмотря на своё неопределенное, расплывчатое непостоянство, почему-то выглядели воплощением чистой сущности, самой идеи мерзости, хотя этого нельзя было объяснить даже асимметрией его искаженного, ястребиноклювого лица. При одном только взгляде в его выпученные глаза внутри у барда что-то оборвалось.