Через два часа загремели засовы дверей, зашумели, загомонили узники, выстраиваясь в очередь — у всех в руках были плошки из глины, деревянные ложки, и люди оживленно переговаривались, предвкушая долгожданный ужин.

Похоже, что передачи с воли здесь были не приняты, лекарь не заметил, чтобы кто‑то здесь ел или пил за все то время, что он сидел в темнице. Видимо — такое тут не принято. Поел раз в сутки — и хватит. Впрочем — какая разница, что тут не принято? Сейчас нужно что‑то поесть — организм требует.

Жересар встал, оттолкнувшись рукой от грязного пола — рука тут же вляпалась во что‑то скользкое, и он с отвращением вытер ладонь о стену, оставив широкий красный мазок.

Перешагнул через труп убийцы, так и лежащего на полу, и пошел к очереди, выстроившейся возле входа. В голове очереди уже началась раздача еды — мужчина лет пятидесяти, с лицом, на котором жизнь оставила глубокие отметины — шрамы, большим черпаком доставал из котла на колесиках липкую белую массу с темными вкраплениями и шлепал ее в подставленные плошки. Туда же бросал ломоть темного хлеба, а из другого котла черпал пахнущего пряной травой отвара, переливая его в кружку заключенного.

Лекарь подошел к голове очереди и оттеснил плечом первого, кто стоял с пустой плошкой, не обращая внимания на его злобное ворчание. Раздавальщик закончил выдавать порцию парню впереди, и опустив черпак поднял глаза на Жересара:

— Ты кто? Когда прибыл?

— Он первый день здесь! — крикнул кто‑то сзади — к полудню его привезли, с базара! От Девада!

— Первый день? — хмыкнул черпальщик — первый день еды не положено. Завтра я принесу для тебя чашку и кружку. Если раньше не осудят.

— Осудят — хмыкнул стражник позади черпальщика — завтра его в суд поведут. Девад на него сильно зол. Парень челюсть сломал его брату, шум устроил на рынке. Могут и повесить.

— Не повесят — буркнул другой стражник, довольно‑таки доброжелательно глядя на Жересара — Брюск обнаглел, зарвался! Средь бела дня уже начал людей щемить! Давно надо было ему укорот дать! Сюда ЕГО надо, а не этого мужика. Эй, дайте ему чашку и кружку! Пусть поест. Ему и так сегодня крепко досталось. Есть свободные чашки?

— Есть, Эбар! — из очереди вышел парнишка лет двадцати с узким хитрым личиком — целых четыре чашки освободилось, и четыре кружки! Четыре покойника у нас, парни.

— Это как так? — нахмурился стражник — кто? Зарезали, что ли?

— Да нет — пожал плечами другой, мужчина лет сорока, с воспаленными красными глазами пьяницы — никто их не трогал. Как сидели, так и сидят. Дохлые. А вон тот — пошел к нему — поговорить видать — и упал. Тоже дохлый. Мы их не трогали, как сдохли, так они и лежат.

— Этого еще не хватало — пробормотал первый стражник — за него только что внесли… Эй, не трогай труп! Я сам посмотрю! Вот не было еще проблем…

Глава 2

Жересар наелся липкой каши с кусочками мяса — как ни странно, еда была вполне приличной, съедобной. Поразмышляв, пришел к выводу, что выдавая приличную еду, власть таким образом бережет своих «авторитетных людей» — иначе с кого получать деньги? Дойную корову нужно беречь, кормить. А что такое темница, как не загон с «дойными коровами»? Судя по тому, что Коста услышал от заключенного и от стражников — девяносто процентов тех, кто сюда попал, скоро выйдут на волю за большую или маленькую мзду. Останутся лишь те, кто неинтересен власти. Он, Жересар, например. Или вон тот пьяница — если не найдет денег на взятку.