И зимой, и летом там обреталось несколько коров, которых доили по первой же просьбе покупателей. Прерывистая дойка приводила к тому, что парковые коровы давали меньше молока, но молочниц это не останавливало. Молоко покупали солдаты, няньки, выводившие на прогулку своих воспитанников, а также субтильные девицы, которым прописывали его для укрепления здоровья.
Такая молочница-ворчунья пожаловалась Генри Мэйхью на избалованную публику. Вот ведь какие привереды — повадились приходить со своими кружками, да еще и фарфоровыми. Ее кружками, видите ли, брезгуют! И служанкам нечего шляться в выходной день по парку и молоко там хлестать. Их бы всех под замок, чтоб не транжирили деньги да с солдатами не перемигивались! И куда только хозяева глядят? Удивительно, как у такой склочной старушки не кисло молоко. Впрочем, ее тоже можно понять — если проводить каждый день, с утра до вечера, в компании унылой коровы, то озлобиться недолго.
Молочница. Рисунок Гюстава Доре из книги «Паломничество». 1877
Помимо сырого молока, лондонцы любили подслащенный творог, который продавали в кружках, а также рисовое молоко. Чтобы приготовить этот напиток, четыре литра молока целый час кипятили с полкило риса, предварительно отваренного. Рис разбухал, так что вожделенного напитка становилось еще больше. По просьбе сластен, в кружку с рисовым молоком добавляли сахар, правда, в умеренных количествах, ибо сахара на всех не напасешься.
Как же обстояло дело с другим жизненно важным напитком? Но что касается уличной торговли, алкоголю здесь не место. Чтобы залить глаза, придется отправиться в паб или во «дворец джина» — тот же паб, только с обстановкой поприличнее. Впрочем, спиртное на улицах все же продавали, но это скорее была дань традициям. Зимой торговали горячим вином из бузины. Согласно народным поверьям, бузина отпугивает нечистую силу, так что пить вино не только приятно, но и душеспасительно. Некоторые хитрецы торговали мятным лимонадом, причем с собой носили два бочонка. В одном была подслащенная и приправленная мятой водица, в другой — спиртное. Запах перечной мяты перебивал запах алкоголя, так что можно было торговать прямо на глазах у полиции.
Но если уличные торговцы воздерживались от продажи спиртного, на реке их собратья продавали его вовсю. Предпринимателей, рассекавших Темзу на своих утлых лодках, называли «purl sellers». В стародавние времена в Англии варили «purl» — эль из полыни. Викторианцы утратили к этому горячительному всякий интерес, тем более что появился совершенно богемный напиток — абсент. Однако слово сохранилось. Так стали именовать горячее пиво с джином, сахаром и имбирем. Пуншем согревались моряки и рабочие на грузовых судах, ходивших по Темзе. Чтобы заняться этой торговлей, требовалось в первую очередь получить лицензию, а затем обзавестись лодкой, оборудованием для изготовления коктейлей и внушительных размеров колоколом. В тумане речному торговцу легко было затеряться, поэтому он звонил в колокол, сообщая морякам о своем приближении. Если экипаж желал согреться, в ответ раздавались приветственные крики и торговец подплывал поближе.
Уличные напитки, как и уличная еда, в XIX веке быстро эволюционировали. Старые фавориты сменялись новыми. Взять, хотя бы, сбитень-салуп, скрашивавший существование лондонцев в XVIII веке. Его готовили из молока с добавлением сахара, пряностей и коры орхидеи Orchis mascula или же сассафраса (встречаются упоминания об обоих растениях). В 1820-х годах эссеист Чарльз Лэм сочинил целый панегирик любимому напитку юных трубочистов:
«Существует некая смесь, основой которой, как я понял, является сладковатое дерево, „рекомое сассафрасом“. Его древесина, разваренная до подобия чая и сдобренная добавлением молока и сахара, на вкус некоторых, несомненно, изысканнее роскошного дара Китая. Не знаю, в силу каких особенностей в строении рта юного трубочиста так получается, но я всегда замечал, что данное яство поразительным образом ублажает его нёбо — то ли потому, что частицы масла (сассафрас слегка маслянист) разрыхляют и растворяют затвердевшие скопления сажи, которые, как иногда обнаруживали (при вскрытиях), прилипают к своду ротовой полости этих еще неоперившихся тружеников, то ли потому, что природа, чувствуя, что она примешала слишком много горечи к доле этих незакаленных жертв, распорядилась, чтобы из земли в качестве сладкого утешения вырос сассафрас, — но так или иначе, нет другого вкуса или запаха, который вызвал бы у юного трубочиста такое изысканное волнение чувств, как эта смесь» [14]. |