— Тебе скучно?

— Да нет, я работаю.

— Странная манера работать!

И тем не менее это так, я работаю, я мысленно проигрываю музыкальные пьесы, составляю программы, налаживаю понемногу жизнь квартета, моего квартета. Иногда она бросает как бы мимоходом, что еще хуже:

— Там ты играл куда больше…

— Да.

— Ты это из-за меня меньше играешь?

— Да нет. Только я ничего не могу делать, пока остальные не приедут.

Она не смеет признаться мне, что ее мучит, но я и так знаю. Когда она видит, как я сижу вроде бы без дела, она не смеет выйти из дому. Она воображает, что я со своей стороны только и подстерегаю минуту, когда смогу отправиться один на прогулку, и тогда или меня собьет машина, или мне на голову свалится труба, и меня, окровавленного, принесут домой. Вот такие картины неотступно преследуют ее. Так что мы почти все время проводим дома. И становимся оба все более обидчивыми и подозрительными. Теперь ей захотелось снять квартиру в центре Парижа. Она обставляет ее, украшает, спрашивает мое мнение. Меня же это совершенно не интересует. Откровенно говоря, мне не терпится оказаться в Бордо, Лионе, Тулузе или же в Брюсселе, Лозанне, Милане, и меня бы вполне устроила любая комната в гостинице. Мне и дела нет до атласа и кретона, когда я весь погружен в Гайдна или Моцарта. Но это я держу про себя, потому что Жильберта не поняла бы меня. И чтобы ее успокоить, я заставляю себя, словно наказанный школьник, играть этюды. Когда она решает, что я занят работой, что я увлекся, она уходит по делам. Я и не слышу, как она тихонечко закрывает за собой дверь. Если бы она посмела, она бы заперла меня на ключ. Вернувшись, она прислушивается. Я просто чувствую, как она переводит дыхание, успокаивается. «Благодарю тебя, Господи; он здесь! Он не сбежал от меня!» «Ты принадлежишь мне!» — говорят любовники. Увы!

Меня просто поражает, какую энергию может развить Жильберта, когда ей чего-то очень захочется. Она вбила себе в голову, что наша маленькая квартирка расположена в неудобном месте. Так вот, теперь она присмотрела новую меблированную квартиру. Право же, она ставит передо мной множество проблем! Во-первых, где она берет деньги? Может, заняла деньги под виллу? Я, понятно, не стану ее об этом спрашивать, но у меня вовсе не создается впечатления, что она экономит или стеснена в средствах. А я ведь помню, что мне сказал Франк: де Баер все промотал и Жильберте необходимо получить наследство, то самое наследство, о котором она даже не упоминает. Все-таки это очень странно! Если бы она заложила свою виллу, она наверняка не была бы столь расточительна. Впрочем, кто станет покупать заложенную виллу? И вот по вечерам, ложась в постель, я принимаюсь сочинять самые причудливые истории. Я думаю, Франк просто солгал мне, что Жильберта всегда была богата, а вот у де Баера не было больше денег и он был вынужден, как и Мартен, выносить все капризы этой неуравновешенной женщины. Да, другого слова и не подберешь. Кажется, она не в состоянии долго оставаться на одном месте. Нам хорошо было здесь! Теперь она буквально влюбилась в какой-то дом в двух шагах от Елисейских полей. И по причине совершенно невероятной! Когда я заметил, что мы могли бы устроиться в более спокойном квартале, она мне ответила:

— Тут по крайней мере ты не будешь подвергаться риску!

Мне не хотелось ссориться, но порой я не выдерживаю, когда со мной обращаются как с несмышленышем. Даже все ее знаки внимания, небольшие подарки кажутся мне неуместными. Она постоянно окружает меня заботой, словно я болен, смотрит на меня с такой тоской, словно меня подтачивает какая-то неведомая болезнь, а я об этом даже не подозреваю. Она ни в чем не знает границ. Сколько тайн в человеческих существах! Мы можем лишь предполагать, каковы они на самом деле, и вынуждены постоянно вносить поправки в свои представления.