Папа взирал на них несколько мгновений, а потом со стуком отставил чашку с кофе. Он обошел стол и взял её за руки.

        — Ох, девочка моя, — сказал папа. — Кто это сделал?

        Кэми молча покачала головой, зарывшись лицом в его футболку. Она не позволит отцу быть убитым полисменом-чародеем, или любым другим чародеем.

        Папа укачивал её с мгновение, чуть не сбив её с ног, и прижался губами к её волосам.

        — Значит, ты согласна со своей мамой? Считаешь, что нам надо держаться в стороне?

        — Я не могу, — сказала Кэми. — Я должна хоть что-нибудь делать.

        Папа вздохнул.

        — Знаешь, когда тебе было три года от роду, ты заблудилась в лесу и мы нашли тебя, уткнувшейся головой в лисью нору. Порой мне кажется, что с тех пор мало что изменилось. То есть я хочу сказать, ты могла бы вырасти и чуть повыше.

        — Пап, короткие анекдоты что ли? Ты серьезно? — сказала Кэми в его футболку.

        — Не знаю, что ты под этим подразумеваешь, учитывая, что во мне изобилует мужественность во все около ста семидесяти сантиметров с хвостиком, — ответил папа. — И что будем делать?

        — Что ж, будем коварны, — сообщила Кэми. — Я узнала имена некоторых чародеев, так что мы знаем, с чем мы боремся. Еще я нашла чародея в Лондоне, который возможно поможет нам найти других. И я провожу расследование, хочу узнать, что случилось в 1485. Как-то раз наш предок спас город. И если я узнаю, как это у него вышло, то и у меня подучится.

        — В 1485? — переспросил папа, и она почувствовала, как он расслабился от мысли, что его ребенок занимается только тем, что читает исторические записи. — Ну, эээ, я преклоняюсь перед твоим журналистским чутьем. Но, что я могу сделать? Как я могу помочь?

        Кэми подумала: «Ты уже помогаешь», — и еще на какое-то мгновение оставила лицо спрятанным в его футболке. Она знала, что этот ответ не удовлетворит родителя. Поэтому она произнесла:

        — Я дам тебе знать.

        — Надеюсь на это, — сказал папа. — И, Кэми, пообещай мне быть осторожной.

        — Я постараюсь, — сказала Кэми, и наконец отстранилась. Она подошла к другой стороне стола, чтобы схватить арахисовое масло. — Пап, — добавила она, — я вот тут подумала, когда все закончится, мне бы хотелось начать учить японский, если ты захочешь учить меня. Она оторвалась от размазывания арахисового масла по тосту, чтобы взглянуть на отца, который смотрел на неё.

        — Ki o tsukete*, — сказал он. — Кэми, ga aishite iru**.

        Кэми опустила подбородок на руку.

        — Что это означает?

        — Это означает, что я всегда хотел троих сыновей, — пояснил папа. — Вот правда, никогда не испытывал потребности иметь дочь. Вообще. Три сына заставили бы меня чувствовать себя чрезвычайно мужественным.

        — О, понятно, — сказала Кэми и улыбнулась: её японского хватало, чтобы понять, что её папа сказал совсем не это.