– Он бился с врагами на планетах и в космосе вдвое дольше срока моего существования.
– Значит, вас ведет не только иррациональное начало, – заметил Фардант, и в его тоне Ивар почувствовал удовлетворение. – У вас есть враги. Вы боретесь с ними. Я хочу о них узнать.
– Лучше, если об этом расскажет мой Советник. Я подумаю, как обеспечить между вами связь.
В толпе началась потасовка. Это походило на грызню в стае гиен – существа, сбившись кучей и рухнув на пол, беспорядочно размахивали конечностями, царапались, кусались и выли так, что у Тревельяна заложило уши. Он поднялся, шагнул к ним, кто-то вскрикнул, заметив его, и драчуны замерли. Потом они стали расползаться, по-прежнему на четвереньках, не поднимаясь на ноги, выворачивая шеи и испуганно глядя на Ивара. Страх, один из первых младенческих инстинктов, подумалось ему. Страх, голод, обида, боль, злость… Еще любопытство – то иррациональное начало, которого Фардант не понимал.
– В древнем городе я видел статуи, четыре фигуры из камня, – не оборачиваясь, произнес он. – Мне показалось, что это обитатели твоей планеты, но теперь я уверен, что ошибся. Они другие… совсем другие… Ты знаешь, откуда эти изваяния?
– Ответ отрицательный. Все полезные ресурсы городов давно утилизированы. Мои отпрыски их не посещают.
– Принято к сведению, – нахмурившись, пробормотал Тревельян. – Остался только один вопрос: когда случилась катастрофа? Когда Великий Враг наказал твоих предков? Сколько времени прошло с тех пор?
– Неизвестно. Я существую более девяти тысяч Больших Оборотов. Предположение: катастрофа случилась раньше. В моей памяти сохранилась галактическая карта той эпохи.
– Ты можешь ее показать? Прямо сейчас?
Отпрыск не ответил, но от светового пятна на его корпусе вдруг протянулся яркий луч. Одна из девушек – может быть, та, что первой приблизилась к Тревельяну – в ужасе завопила, и остальные подхватили ее крик. Их бормотание и вопли гасли под высоким сводом, стены подземелья таяли и словно раздвигались, тусклый свет сменился непроглядным мраком. Затем во тьме проступили искорки звезд, и Ивар ощутил, как замирает сердце. Эта картина была ему знакома!
– Портулан даскинов [45] , – вымолвил он. – Жизнью клянусь! Это Портулан даскинов!
Гигантская спираль блистала и светилась перед ним: ветвь Стрельца, ближайшая к ядру Галактики, ветвь Ориона, на краю которой затерялось Солнце, и за Провалом, за холодной мрачной бездной в четыре тысячи парсек – самая внешняя ветвь, Рукав Персея. Этот звездный остров был невероятно велик и разнообразен: сто миллиардов светил, облака разреженного газа, темные, лишенные космических тел области, черные дыры и цефеиды, туманности с протозвездным веществом, огромные раскаленные солнца, голубые, белые, желтоватые, извергающие в пустоту океаны энергии, звезды золотистые и оранжевые, порождавшие жизнь на своих планетах, красные и белые карлики, красные и желтые гиганты и чудовища вроде Ригеля и Бетельгейзе, светившие в сотни тысяч раз сильнее, чем земное Солнце. Ивар видел древние шаровые скопления, висевшие выше и ниже галактического диска, гроздья звезд, собравшихся в плотные кластеры, Магеллановы Облака, Гиады, Плеяды и сам сияющий светом центр Галактики. Это было сказочное зрелище! И хорошо знакомое любому жителю Земли и всех ее колоний.
«Портулан даскинов, – подтвердил командор. – И это значит…»
«…что даскины – их Великий Враг!»
Вспомнив, как над Хтоном раскололось небо, как мир провалился в черный тоннель, Тревельян в ужасе вздрогнул. |