А у Арманиусов, Агрирусов и Альтеусов – дар, который позволяет им чувствовать дом. Нет, не так – Дом. Они всегда могут сказать, сколько человек находится внутри, кто эти люди, ощутить, есть ли в стенах трещины и где находятся потайные ходы. И именно по этой причине когда-то давно была создана церемония, переносящая на руку ректора университета метку принадлежности. От нее нельзя ни отказаться, ни избавиться; церемония сама решает, кого «пометить». Хотя маги, входящие в совет университета, давно уже поняли, что выбирается всегда самый сильный представитель любого из трех родов.

Вот так Арманиус и стал ректором. Практически насильно. Что это дает, кроме должности и оклада? Пожалуй, ничего. Только лучшее, чем без метки, ощущение стен университета. Само здание очень древнее и вмещает в себя много магии. Рон говорил мне как-то, что эту магию даже можно использовать, но для этого нужно быть носителем метки, иначе никак.

Естественно, у таких, как мы с Роном, родовой магии не имеется. И неизвестно, то ли это такой специфический признак неаристократии, то ли еще что.

И сильнее всего аристократия боялась, что родовая магия прекратит свое существование вместе с принятием закона Арчибальда. Странно, что пока никто не высказался… Но, возможно, все еще впереди.

– Не то чтобы прям все… – протянул Рон в ответ на мой вопрос. – Но многие. По крайней мере, по рассказам Велмара, так.

Друг общался с Агрирусом в разы больше, чем я, – проректор был его научным руководителем, как у меня Валлиус.

Агрирус – прекрасный артефактор, и будь у него чуть выше дар, давно стал бы архимагистром. Но увы – у него семьдесят девять магоктав, а к испытаниям на звание архимагистра традиционно допускались только маги с более чем восьмьюдесятью.

Мне на его месте было бы обидно. Всего-то одна магоктава – а какая возможность потеряна!

– А сам-то он как к этому относится?

Рон пожал плечами.

– Весьма безразлично. Он и так, по сути, ректорствует за Арманиуса, который только бумажки подписывает. В общем, в его жизни ничего особо не изменится.

– Оклад выше будет.

– Это да. – Друг улыбнулся. – Но не настолько, чтобы ради этого разбивать лбом стену. А Арманиуса просто многие не любят.

Что ж, я понимала этих «многих». Ректора сложно любить. У него не сахарный характер, и, кроме того, он слишком идеалист для того, чтобы перед кем-либо пресмыкаться или кого-то слушать.

– А сейчас вообще… Пятнадцать погибших молодых архимагов на его совести. Это крупнейшая потеря в истории Альганны среди охранителей, и говорят, что она случилась из-за его недальновидности. Еще и император по этому поводу молчит, так что слухи ходят и ходят… Знаешь, сколько всего я уже узнал за эту неделю? Хоть роман пиши. «Альганна. Скандалы, интриги, расследования».

Наконец принесли заказ, и я, нервно пригубив пиво, сказала:

– Несправедливо обвинять в этом мага, который сам чуть не погиб и спас до этого кучу жизней.

Рон усмехнулся, тоже делая глоток из своей кружки.

– Эн, ты в чем-то такая же идеалистка, как ректор. Знаешь, что в его случае ужаснее всего?

– Что?

– Две вещи.