— По-моему, это то самое.

Джайлз Пеннифезер поднял руки в перчатках и склонился над страницей так быстро, что Модести едва успела убрать поднос с инструментами из-под его локтя.

— Здесь-то все понятно, — произнес Джайлз после некоторого раздумья, — но в животе бедняжки безобразная неразбериха.

Он замолчал, перечитывая описание.

— Ага, в форме трубы. Что-то припоминаю. А как поживает нога юного Бомуту, Модести?

— По-моему, хорошо. Послушай, Джайлз, не могу понять, у нее все в порядке с давлением и дыханием?

— Откуда я знаю? Когда давление падает, человек бледнеет. Попробуй-ка определи это по черной коже! А вообще-то дышит она паршиво.

Джайлз внезапно склонился над лежащей без сознания женщиной и твердо сказал:

— Послушай меня, Йина, старушка, дыши нормально и легко, как положено хорошей девочке. Ясно?

Еще несколько секунд Джайлз насмешливо смотрел на женщину, и Модести вдруг заметила, что та задышала легче.

— Надо бы капнуть на маску еще несколько капель эфира, — сказал Джайлз.

Модести взяла пузырек с анестезирующей жидкостью и выполнила его распоряжение. Джайлз бросил еще один взгляд на вскрытую брюшную полость и решительно кивнул головой.

— Хватит болтаться без дела! Сделаем вот здесь небольшой разрез, вытащим эту штуковину наружу, а потом вновь пришьем трубу.

Модести вложила в руку Джайлза скальпель, он бросил короткий взгляд на черное лицо больной.

— Вот так, Йина, пончик ты мой. Сейчас мы тебя в момент раскромсаем.

Это окончательно убедило Модести в том, что Джайлз и понятия не имеет о хирургии, а действует по наитию. В какие-то моменты его неуклюжие руки вдруг становились невероятно ловки, словно из самых глубин подсознания ими руководил кто-то, кто все знал. То, как Джайлз накладывал швы, привело бы в ужас даже подмастерье сапожника, но хотя он и оставлял после себя безобразные шрамы, действие его скальпеля исцеляло на глазах.

— Подожди-ка, Джайлз, — бормотал он сам себе. — Ага, вот так. Молодец, приятель. Не забудь завтра обработать рану… А это что за фигня? Впрочем, какая разница — выглядит нормально, ну и ладно. Ты уже в порядке, Йина, моя эбеновая толстушка. Расслабься, расслабься. Так, твой моторчик в порядке. Модести, тампон! Угу, теперь посмотрим, что натворили… Недурно. А сейчас…

Продолжительная пауза.

— Угу. Кажется, у нас получилось. В следующий раз, милочка, постарайся, чтобы семя старины Мболо попало куда положено… Пора заняться вышиванием. Пропускаем иглу через вот эту штуку… еще немного эфира, — не дай Бог, старушка Йина придет в сознание, вот ругани-то будет, ведь так, моя сладенькая?

Джайлз приступил к сшиванию трубы. Модести показалось, что от усердия он высунул под маской язык.

— Ну вот и все. Снова как новенькая, — Джайлз нагнулся и завел разговор с брюшной полостью, — Ну ты, штуковина в форме трубы, пришла твоя очередь. Давай-ка на место — и за работу. Раз-два, раз-два.

Джайлз выпрямился и убрал несколько тампонов.

— По-моему, шов получился не очень изящный. Ну да ладно, по крайней мере мы починили обе фаллопиевые трубы. А прежде чем зашивать живот, надо бы убрать из него все наше барахло — когда я был студентом, этому почему-то придавалось очень большое значение.

Модести подала Джайлзу хирургические щипцы, и он уставился в брюшную полость.

— Вся беда в том, что на курсе общей терапии для практической хирургии отведено всего три месяца и большую часть этого времени ты просто смотришь, как оперируют другие. Потом оказываешься в каком-нибудь милом месте вроде этого и начинаешь заниматься инфекционными заболеваниями аборигенов, пытаешься отучить их пить сырую воду, иногда принимаешь роды и в результате почти ничего не добиваешься.