Они пересели в его машину. Ник почти всю дорогу молчал, зато Дейзи словно прорвало. Она рассказывала ему то, чего никогда никому не рассказывала.

— Когда мне было лет семь, я часто фантазировала, что вот однажды я прихожу из школы домой, а на пороге меня встречает мой папа, самый настоящий, как у всех. У него будут такие веселые голубые глаза, как у отца Тэры. Мне нравился Тэрин папа. Он всегда приходил в школу — на спортивные праздники, на родительские собрания, на рождественские утренники, на балетные концерты. В школе обычно делали подарки ко Дню отца, и учительница подходила ко мне и говорила: «А ты можешь сделать подарок своему дедушке».

Ник ничего не говорил, но даже своим молчанием он, казалось, сочувствует ей.

— По телевизору в рекламных роликах вечно показывали чьих-нибудь отцов; все они были такие веселые и все время шутили, и я мечтала, что и у меня будет такой же. Что у него будет шикарная машина и портфель и куча белых рубашек для того, чтобы ходить в них на работу, и одна клетчатая — чтобы подстригать в ней газон. Вот он возвращается с работы в шесть часов, мама встречает его в коридоре, они целуются, и она спрашивает: «Милый, ну как прошел день?» — «Неплохо, дорогая. Ужин готов?» А потом проверит мои прописи — Тэрин папа всегда проверял — и, если не будет ошибок, даст мне пятьдесят пенсов…

Голос ее дрогнул.

— Ведь я всегда страшно комплексовала. Отчасти поэтому меня и привлекал Саймон; он казался мне таким надежным, основательным, и у него на все вопросы всегда имелись ответы. Тогда я этого не понимала, но, может быть, подсознательно чувствовала… — Она вдруг осеклась и посмотрела на Ника.

— Ты можешь смеяться, если хочешь.

— Дейзи, я и не думал смеяться. — Он протянул к ней руку и нежно пожал ладонь.

В его жесте было столько тепла, что хотелось заплакать.

— Видя, что мама расстраивается, я скоро прекратила приставать к ней с вопросами. У нее не было даже его фотографии. Она только сказала, что очень любила его, но потом он пропал и она так и не смогла разыскать его.

Дейзи перевела дыхание и продолжала:

— Только когда я выросла, она рассказала мне о нем. Они познакомились во Флоренции. Она влюбилась по уши. Они провели вместе три дня в каком-то маленьком пансионе. Потом он уехал в Бриндизи, откуда отправлялся паром в Грецию. Расставаясь, они обменялись адресами и обещали написать друг другу. Мать писала; третье письмо вернулось со штампом: «По указанному адресу не проживает». Она проехала триста миль в надежде найти его. Пришла по тому адресу, где ее встретила очень милая женщина и сказала, что, должно быть, произошла ошибка: здесь никогда не проживал такой человек.

Дейзи все рассказывала, а Ник держал ее за руку. Даже когда ему надо было переключить скорость, Дейзи делала это за него, потому что он не выпускал ее ладони. Когда они подъезжали, уже совсем стемнело, но Дейзи увидела, что автомобиль Чарлза по-прежнему стоит возле дома. Она уже хотела выйти из машины, но Ник остановил ее.

— Подожди меня, — сказал он. — И прошу тебя, будь с ними помягче.

Но этого Дейзи обещать не могла. Трижды — под заливистый лай Барни — она жала на кнопку звонка. Наконец дверь отворилась, и перед ней возникло испуганное лицо матери. Она была в одной ночной рубашке, волосы растрепались, щеки пылали.

Дейзи стало дурно.

— Он мой отец? — выпалила она.

Глаза Изабел с застывшей в них мукой свидетельствовали красноречивее любых слов.

Дейзи кинулась в дом.

— Где он? Пусть выйдет ко мне!

Барни продолжал оглушительно лаять. По лестнице, на ходу натягивая брюки, уже спускался Чарлз.