— Нефертари! — воскликнул он. — Моя Нефертари!

Потом Рамсес крепко обнял Исет, и она зарыдала у него на груди, как рыдала каждый день после выступления из Авариса.

— Как же ты уцелел? — прошептала я, разглядывая мужа, не ранен ли.

— Только милостью Амона, — признал Рамсес. Он повернулся к народу, победным жестом вскинул руку и объявил: — Мы вернулись!

Толпа перед дворцом разразилась оглушительными ликующими криками, которые подхватили на улицах. Потом Рамсес пообещал людям мир, пообещал, что они смогут торговать в Эгейском море на территориях хеттов, и поклялся, что, несмотря на потерю Кадеша, Египет выстоит.

— Мы дали хеттам отличный урок! — прогремел над тысячами собравшихся голос Аши. — Они никогда больше не посмеют вторгаться в царство столь отважного фараона, как Рамсес Великий!

Пока город ликовал, Рамсес пришел в мои покои.

— Расскажи мне все, — попросила я. — Каким образом Египет победил, если объявлено перемирие, а Кадеш навсегда потерян?

Рамсес сел на край постели и обхватил руками голову.

— Мы победили, потому что погибло не все войско. Мы победили, потому что хоть я и потерял Кадеш, но не потерял Египта. — Глаза фараона блестели от слез. — И не потерял тебя. — Он обнял меня и прошептал: — Нефертари, моя гордыня едва тебя не погубила! Она погубила замечательных воинов, которые шли за мной и верили в меня.

— Откуда ты мог знать, что те двое подосланы? — сказала я.

Впрочем, Рамсес говорил правду: его самоуверенность стоила жизни тысячам человек. Мы вернемся в Аварис, и матери будут встречать своих сыновей у ворот, вглядываться в лица проходящих воинов… А когда пройдет все войско, женщины поймут, что их дети уже не вернутся. В этом виновата гордыня Рамсеса, его безрассудство, уверенность, что боги на его стороне, что Сехмет вопреки очевидности поможет ему победить, что разделенное на части войско сумеет противостоять мощи хеттов. Фараону следовало дождаться подхода всех своих сил и только потом брать Кадеш. Но я не могла ему это сказать.

Рамсес в своей белой повязке, золотом ожерелье и в короне немес казался сейчас испуганным мальчишкой — тем, который некогда молил Амона сохранить жизнь царевне Пили.

— Ты же не знал, — повторила я.

— А если бы ты не знала языка шазу? А если бы — после того, как полегло шесть тысяч египтян, — к нам на помощь не пришли неарин?

«Неарин» означает «молодые люди», но я не поняла, что имеет в виду Рамсес.

— Какие неарин?

Он в упор взглянул на меня.

— Наемники-хабиру из Ханаана.

— Люди Ахмоса? — удивилась я.

— А кто еще мог их прислать? Они появились непонятно откуда вслед за отрядом Птаха. Сражались так, словно их вел сам бог Монту. Откуда Ахмос узнал?

— Видимо, хабиру ждали возможности сразиться за собственные интересы.

Рамсес молчал, размышляя, несомненно, о хабиру.

— Они поднимут мятеж, — уверенно сказал он, — если поселятся со своими собратьями в Ханаане. Войско неарин прекрасно обучено.

— Однако они пришли сражаться на твоей стороне.

— Потому что под хеттами им уж точно не видать свободы. Помогая мне, они помогают себе. Если я их не отпущу, они тоже поднимут мятеж. Мятеж можно подавить, их не так много…

— Хватило, чтобы спасти твое войско.

Рамсес кивнул.

— Под стенами Кадеша я видел больше крови, чем мой отец за всю жизнь.