Воевода энергично помахал Блейду левой рукой, но глаза выдавали терзавшую его боль. Он отказался пить бросс, как советовали хирурги Кхада, и даже надел легкие доспехи из светлой кожи, из‑под которых сейчас торчала его плотно забинтованная культя. На полу около кушетки лежали его меч и новый, увенчанный конским хвостом шлем.

– Ну, наконец‑то, сир Блейд! Сейчас мы обсудим наше дело в спокойной обстановке. Довольно таиться, словно обезьяны‑трупоеды в ночи!

На лице Блейда, должно быть, отразилось удивление, потому что Растум засмеялся и произнес:

– Ты можешь говорить здесь во весь голос. Мы окружены преданными мне воинами, а остальные… остальные, похоже, уже не стоят на ногах.

– Люди Садды тоже выступят этой ночью, – вмешался карлик. – Она не хуже тебя понимает, что другой возможности не будет.

Блейд кивнул.

– Он абсолютно прав, воевода.

Растум устало прикрыл глаза.

– Возможно, возможно… Но мы ударим первыми. Мои люди лучше вооружены, и я расставлю их так, чтобы они могли присматривать за воинами Садды. А теперь, Морфо, просвети нашего друга.

Гном приподнял острый подбородок и уставился на Блейда быстрыми маленькими глазками.

– Я отравлю Кхада. Смертельный яд – пара минут, и все кончено. Когда яд подействует, ты должен зарубить Садду.

– А потом постарайся уцелеть, пока не подойдут мои люди, – добавил Растум. – Они с радостью закончат дело. Вам с Морфо, конечно, придется рискнуть, но если все пойдет слаженно и быстро, никто в шатре даже чихнуть не успеет.

Блейд глубоко вздохнул.

– К сожалению, – признался он, – я не могу убить Садду. Она ждет ребенка. Моего ребенка.

Оба его собеседника изумленно замолчали. Стало так тихо, что разведчик легко расслышал далекий топот и шум – пьяные всадники Кхада все еще носились по лагерю.

Растум левой рукой стиснул колено, глаза его холодно сверкнули.

– Когда ты узнал об этом? И почему сразу не сказал мне?

– Я хотел рассказать, но случай не представился. А сейчас я говорю: ее нельзя убивать.

Прежде чем воевода прервал его, Блейд повторил:

– Ее нельзя убивать, и незачем. Лучше оставим ее заложницей. Мне не нужна сама Садда. Когда родится ребенок, делайте с ней все, что хотите… пусть только выносит его.

Губы воеводы презрительно дрогнули.

– Ты глупец, Блейд. Ты хороший воин, и я счастлив иметь твою поддержку, но ты глупец. Пока она жива, у нас не будет покоя. – Он взглянул на гнома. – Скажи ему ты, малыш. Может, ты сумеешь вложить немного мозгов в эту пустую голову.

Морфо встал. Задумчиво наморщив лоб и скрестив руки на груди, он принялся вышагивать из угла в угол; колокольчик на верхушке его колпака тихонько позвякивал.

– Я считаю, – заявил он наконец, – что мы не вправе принуждать Блейда делать то, что он хочет. Я… я вполне понимаю его чувства. Опасно оставлять Садду в живых, но разногласия между нами еще опаснее. В конце концов, она – его женщина; пусть держит ее в узде!

Воевода, зажмурив глаза, слушал гнома, изредка ворочаясь на кушетке, чтобы хоть как‑то ослабить боль. По его пепельно‑серому лицу стекал пот, он вытирал его полотенцем, и Блейд заметил, что ткань уже промокла насквозь. Наконец глаза Растума открылись; он пристально уставился на Блейда и сказал:

– Ладно, будь по‑твоему. Но знай, сир Блейд, ты отвечаешь за Садду. И учти – после переворота ты станешь моим главным помощником, моей правой рукой, – он невесело усмехнулся. – Дел у тебя будет немало. И если Садда ускользнет, я срублю с плеч твою голову… не говори потом, что я тебя не предупредил.