Он постоял, перебарывая дурноту, и вошел в небольшой кабинет адмирала.
— Бог мой! Я думал, лекари вас отпустили! — воскликнул Лентон вопреки нетерпеливой гримасе Барэма. — Садитесь, пока не упали; держите, — продолжал он, сунув в руку Лоуренса стакан бренди.
— Благодарю, сэр. Меня действительно отпустили. — Лоуренс пригубил спиртное только из вежливости — голова у него и без бренди неважно работала.
— Довольно с ним нянчиться, — прервал Барэм. — В жизни не видел, чтобы офицер вел себя столь вопиющим образом. Честное слово, Лоуренс, я никогда не питал любви к виселице, но вас бы повесил с большой охотой. Лентон клянется, что тогда ваш зверь станет неуправляемым, а по мне он и теперь строптив дальше некуда.
Лентон сжал губы, выслушав этот презрительный отзыв. Лоуренс мог лишь догадываться, сколько сил и нервов потратил воздушный адмирал, убеждая Барэма. Ни заслуги Лентона, ни только что одержанная победа не имели решающего значения в высоких сферах. Барэм мог безнаказанно унижать его, в то время как любой флотский адмирал пользовался достаточным влиянием, чтобы требовать к себе уважения.
— Вас, бесспорно, следует отправить в отставку, — продолжал Барэм. — Но животное, столь же бесспорно, следует отправить в Китай, и здесь нам, к великому сожалению, требуется ваше содействие. Уговорите его как-нибудь, и покончим на этом; но если вы снова вздумаете упорствовать, будь я проклят, если в конце концов вас не вздерну. Зверя застрелим, а китайцы могут убираться ко всем чертям.
Лоуренс, забыв о контузии, едва не взвился со стула, но Лентон надавил ему на плечо.
— Вы заходите чересчур далеко, сэр. У нас в Англии драконов расстреливают разве только за людоедство, и мы не станем менять эту традицию ради вас. Недоставало мне только бунта в воздушном корпусе.
Барэм пробурчал себе под нос что-то насчет отсутствия дисциплины. Лоуренс счел это хорошим признаком, зная, что лорд хорошо помнит большой мятеж 1897 года, когда восстала половина королевского флота.
— Будем надеяться все же, что до этого не дойдет. На Спитхедском рейде стоит транспорт «Верность», который может выйти в море через неделю. Вопрос, как погрузить на него дракона, который не желает ехать по доброй воле.
Лоуренс не находил слов для ответа. Неделя — очень короткий срок. В голову лезли безумные мысли о бегстве. Из Дувра на континент можно перелететь без труда, а в Германии сохранилось немало лесов, где драконы — только мелких, правда, пород — до сих пор живут на свободе.
— Нужно подумать, — сказал Барэму Лентон. — Позволю себе заметить, сэр, что дело с самого начала велось из рук вон плохо. Дракон взбудоражен, а их и в спокойном состоянии непросто уговорить сделать то, что им не по вкусу.
— Я сыт по горло вашими отговорками, Лентон, — начал Барэм, но ему помешал стук в дверь.
— Сэр… — успел промолвить испуганный мичман и тут же отскочил прочь: китайские солдаты попросту смели его, расчищая путь принцу Юнсину.
Пораженные англичане не сразу вспомнили об этикете. Лоуренс все еще пытался встать, когда принц уже вошел в комнату. Юнсину поспешно придвинули стул лорда Барэма, но он отмахнулся, из-за чего остальные тоже не могли сесть. Лентон незаметно взял Лоуренса под руку, но комната продолжала кружиться, и яркий наряд принца резал капитану глаза.
— Так-то вы проявляете свое уважение к Сыну Неба? — заговорил принц, обращаясь к Барэму. — Вы снова бросили Лун Тен Сяна в бой, а теперь тайно сговариваетесь с целью оставить при себе краденое.
Барэм, пять минут назад готовый послать китайцев ко всем чертям, побледнел и залепетал:
— Право же, ваше высочество, я не хотел…
Но Юнсин и не думал прерывать свою речь. |