— Я сам отнесу письмо курьеру и накажу ему проследить за доставкой. Славно будет, если нам достанется не какой-нибудь надутый индюк… — Тут Грэнби осекся в смущении: не так давно он считал «надутым индюком» и самого Лоуренса.

— Спасибо, Джон, — поспешно, щадя его, сказал Лоуренс. — Не стоит пока слишком на это надеяться: министерство вполне может предпочесть кого-то более опытного. — Про себя, однако, он считал эту вакансию превосходным шансом. Избытка добровольцев Барэму наверняка не представится.

Драконий транспорт, каким бы внушительным он ни казался сухопутному человеку, — судно не слишком завидное. Он подолгу простаивает в порту, ожидая своих пассажиров, а команда тем временем предается разгулу и пьянству. Бывает и так, что он месяцами торчит посреди океана, служа опорным пунктом для тех драконов, что путешествуют с пересадкой. Это еще хуже морской блокады, поскольку общества там нет никакого. Транспортам редко доводится участвовать в битвах, а стало быть, и призовые достаются им редко. Тот, кто может надеяться на лучшее, вряд ли захочет командовать таким кораблем.

Но «Надежный», сильно потрепанный штормом после Трафальгара, еще долго простоит в сухом доке. У Райли нет связей, чтобы получить новый корабль, и почти нет капитанской выслуги. Он будет не менее рад представившейся возможности, чем Лоуренс — перспективе выйти в море с таким капитаном, а Барэм скорее всего ухватится за первого же охотника.

Весь следующий день Лоуренс со столь же малым успехом корпел над другими необходимыми письмами. Состояние его дел не предусматривало долгого путешествия вне досягаемости курьерской почты. Притом за последние тяжкие недели он совершенно забросил личную переписку и теперь непременно должен был ответить нескольким адресатам, в первую очередь родственникам. Отец после битвы при Дувре немного смягчил свое отношение к новой профессии сына. Напрямую письмами они пока не обменивались, но Лоуренсу по крайней мере не приходилось больше скрывать своей переписки с матерью — все недавние послания он открыто адресовал ей. Последние события могли подвигнуть отца на повторный запрет этой привилегии, однако Лоуренс надеялся, что тот услышит о них лишь в самых общих чертах. Барэму невыгодно было расстраивать лорда Эллендейла — особенно теперь, когда их общий политический союзник Уилберфорс на новой парламентской сессии собирался вновь выступить за отмену рабства.

Другие корреспонденты, которым предстояло увидеть сильно изменившийся почерк Лоуренса, были в основном морскими офицерами, хорошо понимавшими, что такое внезапный отъезд. Многочисленность писем, при всей их краткости, сделала свое дело. К следующему визиту Джейн Роланд Лоуренс в полной прострации, закрыв глаза, лежал на подушках.

— Я, конечно, отправлю все это, но вы ведете себя неразумно, — пожурила она. — Удар по голове может иметь скверные последствия, даже если череп остался цел. Когда у меня в Вест-Индии была желтая лихорадка, я не делала вид, что чувствую себя хорошо. Я лежала в постели, кушала кашку, пила горячее молоко с вином и встала на ноги быстрей, чем все мои товарищи по несчастью.

— Спасибо за письма, Джейн. — Лоуренс с ней не спорил. Он действительно чувствовал себя хуже некуда и порадовался, когда она задернула шторы, погрузив комнату в благодетельный сумрак.

Разбудил его шум за дверью.

— Убирайтесь отсюда, — шипела Роланд, — не то я спущу вас с лестницы. Вздумали тоже — прокрадываться к больному, как только я выйду из комнаты!

— Но мне необходимо поговорить с капитаном Лоуренсом, — растерянно настаивал другой, незнакомый голос.