Больше всего на свете Кузьме хотелось приключений. Он часто сидел в парке на изогнутой ветке дерева и мечтал. О неожиданных, возможно, опасных поворотах судьбы, о рискованных авантюрах, о дальних странствиях, и, конечно, о чувствах, столь сильных, что им невозможно противостоять… Ничего из этого пока не было ему доступно, разве только непреодолимая нелюбовь, почти ненависть, к его будущей «матери-ошо», Селии шай Сунлугур, к которой на виду у всех Кузьме надлежало демонстрировать почтение, которая контролировала и оплачивала все его занятия и развлечения, выбирала по своему усмотрению для него музыку, фильмы, книги, и с которой он имел возможность говорить каждый день не более двадцати минут, потому что она постоянно бывала занята важными делами…
Белокурая незнакомка показалась Кузьме отважной, безрассудной и готовой на подвиг — ему отчаянно захотелось продолжить эту игру, внести сладкое, острое, жгучее — какое-нибудь! — разнообразие в свою абсурдно дорогую, но пресную при этом жизнь. Он десятки раз репетировал перед огромным зеркалом в своей комнате, примеряя на себя различные роли: то он пытался изображать юного, но искушенного уже обольстителя, то скромного и целомудренного юношу, мучимого жестокой невестой, он продумывал свои будущие диалоги с загадочной златокудрой девушкой, пытаясь решить, какой образ вызовет у неё более сильные желания, и на какой струне её души лучше сыграть — на стремлении защитить несчастного или на страсти к вожделенному и порочному? Все надуманные образы выглядели, как водится, гротескными, штампованными, ибо от первой до последней фразы они заимствованы были из книг и мыльных сериалов — не хватало Кузьме чистых источников информации, не перекрытых тотальным контролем и не отравленных стереотипами круга, в котором он вращался, — юноша мог наблюдать за теми, кто окружал его, за матерью, властной, жесткой и временами беспринципной, за Селией, скрытной, холодной, строгой, за охранницами, которые всегда молчали… Словно весточки издалека долетали до юноши сведения о жизни за пределами замка и парка с фонтанами, статуями, чайными беседками, полем для гольфа, конной фермой и знаменитой мраморной лестницей к океану. Все познания о кипучей, гремучей, временами обжигающей среде, что существовала за высоким забором, окружающим парк, Кузьма получал из чужих рук, из рук, которые перебирали для него сведения, точно ягоды в компот, отсеивая «лишнее» — жизнь тщательно фильтровалась перед тем, как быть ему поданной… И потому он ничего ещё не знал. Совсем ничего. Ни о жизни, ни о себе самом…
Кузьме было всего пятнадцать, он обладал исключительным воображением, и ему представлялось, будто судьба предоставила ему в лице незнакомки, дерзнувшей продемонстрировать свою симпатию, возможность пожить так, как жили герои прочитанных им романов, — познать риск, азарт, преступление и первую настоящую, страстную, роковую любовь…
6
Возобновила Тати свою охоту примерно месяц спустя, на прогулке — Кузьма со своей неизменной стражей неспешно прохаживался по Парящему бульвару. Следом, едва поспевая за чинным прогулочным шагом хозяина, семеня, бежала противная тонконогая собачонка какой-то бешено дорогой эксклюзивной породы. На шее у неё назойливо позванивал золотой колокольчик.
«Это не домашний питомец, а показатель статуса», — вспомнила Тати изречение кого-то из своих светских друзей, относившееся, конечно, к другим людям и к другой подобной собачонке, но очевидно применимое и в данном случае. |