Изменить размер шрифта - +
Собственно, что говорить, революция уже пришла. Только она пока носит очаговый, тлеющий характер. Пришла бы к власти одна из тех группировок, подавлять которые на севере страны помогают силы союзников, нас с вами и вашу матушку со всем советом директрисс поставили бы в одну шеренгу у стены… Ведь всякая насильственная смена власти запускает процесс изъятия богатств у одних для передачи другим… Сейчас народу, измученному резней и бедностью, Кузьма, чтобы он поверил, нужен пророк.

— Этот народ верит тебе. Я сам видел транспаранты на улицах.

— Фанаты… Когда не знаешь, кому верить, побежишь и за фантиком. Я для них не более чем символ. Обложка новой счастливой и сытой жизни. Люди склонны прельщаться внешним совершенством, блеском… Я родилась красивой и богатой. Мне просто повезло. Меня трудно не идеализировать, а потому невозможно любить. Они видят во мне совершенство и ждут невозможного. В этом вся суть фанатства — втискивать великую веру, которая может и должна принадлежать только Высшему, Трансцендентному, Инфернальному, в тесный убогий скафандр человеческой реальности.

Селия повернулась под лампой: страшный свет её красоты засиял иначе. Тень выразительно легла под скулу, подчеркнув её безупречную форму. Губы — она облизнула их, жадно, нервно — заблестели как мокрые сливы.

— Я не такая, как они думают… Я не героиня мифов и легенд. Я не дочь богини, сошедшей на землю. Я боюсь, я паникую по пустякам, я не умею есть, меня наблюдает команда психологов, диетологов, конфликтологов и прочих дармоедов, мне снятся кошмары по ночам, я испытываю эротическое удовольствие, причиняя боль, у меня никогда не было нормальных отношений с мужчиной… Я не хожу в бордель, Кузьма, не потому, что мне это не нужно, и не потому, что я поборница мужских прав, как пишут обо мне таблоиды; на самом деле у меня просто фобия вирусов! Я ужасно брезглива… Так и большинство других моих достоинств в глазах общественности, обусловлено, как бы смешно это ни звучало, моими недостатками.

— Никто не лишен недостатков, — тихо сказал Кузьма, — доверие — повод с ними бороться.

Он взял из термостата бутылочку с кремовой густой смесью, дал девочке соску. Её щёки начали мерно неторопливо подрагивать — маленькая Марфа ела без жадности, обычно присущей здоровым, хватко цепляющимся за жизнь младенцам.

— Предположим, я соглашусь. Нам потребуется тогда юридически восстановить брак.

— Да. Я не буду ограничивать вашу свободу, если вы об этом, — произнёс юноша, не отрывая взгляда от сосущего ребенка, — вы имеете право взять себе ещё хоть трёх мужей, которые вам понравятся.

Селия не ответила. Она отвернулась — ламповый круг выделил из тьмы её обнаженное плечо — как золотое яблоко.

— У меня была единственная мечта с ранней юности, — сказала она, опустив голову, сверкающие ручейки волос закрыли лицо завесой, как водопад заслоняет камни, — я хотела настоящей любви. Взаимной. Чтобы во мне любили меня, а не моё тело, мои деньги, мой социальный статус. Мать, сестры, подруги, потом деловые партнерши — все говорили, что это невозможно. Их приучили к мысли, что мужчин продают и покупают. «В твоем положении, — говорили они, — надеяться на искренность просто глупо, ты же, Селия, выглядишь прямо билетом в рай: и состояние, и лицо, и фигура…»

Теперь, кажется, мне придется признать их правоту и окончательно проститься со своей наивной мечтой; удел мой — фиктивные браки, управление государством, бесконечные интрижки, от которых тошно, как от шоколадных конфет, если есть только их на завтрак, на обед и на ужин.

Быстрый переход