Из капитанских апартаментов, спотыкаясь, выскочил Чарльз. Он сбежал по трапу, пронесся по палубе и исчез где-то на полубаке. За его спиной, из отверстия, оставшегося от снятой фок-мачты, вырвался столб дыма. Чарльз подбежал к грот-мачте, выхватил откуда-то большой топор и бегом вернулся на бак, где начал рубить связывавшие корпус тросы. Нанося удар за ударом, он пробирался к корме сквозь дым, который окутал судно. Между кораблем и плавучим краном, к которому была пришвартована баржа с порохом, появилась узкая полоска воды — в ярд, не больше! В гнезде фок-мачты полыхнуло алым, и оттуда взметнулся язык пламени. Чарльз помчался к судовому колоколу и зазвонил в него что есть силы. Ветер медленно погнал горящее, окутанное клубами дыма, судно в ту сторону, где стояли на якоре остальные корабли. Тревожно гудел колокол. Я направил подзорную трубу на ближайшее торговое судно и увидел, как там, у якорной цепи, собираются люди. На соседней шхуне ставили стаксели, чуть дальше то опадали, то раздувались паруса еще одного корабля, который спешил уйти от смертоносного соседа. Чарльз нырнул в темноту полубака, выскочил обратно, добежал до коридора и скрылся. Вход в коридор мерцал тусклым, зловещим светом. Над пристанью взрывались и сверкали ракеты, но столб дыма поднимался выше фейерверков.

И тут я осознал, какая смертельная опасность грозит Чарльзу! Скорее всего, как и большинство моряков, он плавать не умеет! Не задумываясь, я помчался через аллеи по каменистым дорожкам сада, пробежал между портовых складов и выскочил к причалу. У причала теснились шлюпки и лодки. Я высмотрел ту, что была с веслами, отвязал ее, прыгнул внутрь и оттолкнулся от берега. Гребец из меня никудышный, но все-таки я неуклюже двигался вперед, хотя никак не мог приблизиться к горящему судну. Внезапно корабль, в дыму от носа до кормы, скособочился и сел на мель. Прилив поднял волну, и у меня появился шанс добраться до нашей посудины. Дым валил изо всех отверстий, не скрывая зловещего огненного сияния. Врезавшись в борт у остатков обнайтовки — толстенного каната, что проходил по всему борту и терялся где-то на палубе, — я пробрался сквозь завалы, перевалился через фальшборт и, кашляя и ругаясь, свалился на палубу.

— Чарльз!

Он так и не выскочил из коридора. Я сорвал с себя шейный платок, обмотал лицо и нырнул в облако дыма.

— Чарльз!

Одна нога куда-то провалилась, я упал — оказалось, ступил в отверстие, где раньше торчала бизань-мачта, — и наполовину скатился вниз. Где же трап? На ощупь я нашел поручень, потом дверную ручку… Каюты! Вдоль них пришлось пробираться целую вечность. Что я здесь делаю среди ночи? Ах да, конечно же, пора стоять ночную вахту!

— Чарльз! Гардемарин Тальбот…

Но Чарльза нигде не было. Я ощупывал перила и ручки. Ноги, к счастью, помнили больше, чем руки, и я выбрался к шкафуту, а потом и к шканцам, где обычно сменялись вахты.

— Тальбот!

Чарльза по-прежнему не видно. В голове чуть просветлело, и я вспомнил, как он нырнул на полубак. Может, он и сейчас там? Я кинулся к трапу.

— Тальбот, болван вы эдакий!

Почти что подо мной раздался взрыв, обнайтовка разорвалась, взлетела в воздух, и тут же раздалось еще два взрыва — один за другим. Палуба раскололась у меня под ногами — по всей длине до полубака. Корабль словно раскрылся изнутри, и в воздух яркой вспышкой взлетело все, что осталось от грот-мачты. Вспышку венчал мощный сноп искр.

— Да прыгайте же, идиот!

Волосы на голове вспыхнули. Я повернулся к лестнице, но она исчезла. Огонь объял фальшборт.

— К левому борту, Господи!

По остаткам палубы я добежал до рулевого колеса. Лицо и руки саднило. За фальшбортом, куда огонь еще не добрался, плескалась вода, которую не согревало охватившее корабль пламя. Я мешком свалился за борт.