Я всегда рада случаю поговорить по-французски. А вы говорите по-французски, сэр?
— Не так бегло, как мистер Бене.
— Уверена — на вашем корабле ему стало легче, потому что у нас он совсем загрустил. Все время молил о entretien, о встрече тет-а-тет — ой, наверное, не следует об этом…
— Прошу, продолжайте!
— Дженет, не слушайте! Сэр Генри страшно разозлился. Понимаете, меня попросили постоять с подветренной стороны, у входа, мистер Бене ворвался в каюту, упал на колени и, декламируя стихи, схватил Хелен за руку. И тут корабль качнуло… Они как свалятся друг на друга! Неожиданно, словно по заказу, сэр Генри вошел в каюту с противоположной стороны, через вторую дверь, которой он обычно никогда не пользовался! Прямо как в театре!
— А потом?
— Он так вспылил! Сэр Генри, я имею в виду. И меня отругал. Можете себе представить?
— Вполне. Хотя сам я не в состоянии на вас обижаться.
— На меня обиделся даже мистер Бене, хотя и ненадолго: я пригрозила ему, что расскажу леди Сомерсет, как мучительно он стыдится своего имени. Потому он и перестал…
— Ничего не понимаю.
— Да, там все очень запутанно. Видите ли, его отец чуть ли не начал французскую революцию, а потом ему пришлось бежать, чтоб не попасть на гильотину, и он бросил все свои поместья, вообще все оставил, и взял новую фамилию, в насмешку над собой — по-моему, это очень по-французски.
— Так вот в чем дело! Вот почему он так вскипел… Вот почему мистер Преттимен… И миссис Преттимен…
— Думаю, как только война кончится, он вернет себе прежнее имя.
— Мисс Чамли, а сколько вам лет? — вырвалось у меня.
Мисс Оутс возмущенно пискнула, а мисс Чамли вздрогнула от неожиданности.
— Мне? Мне семнадцать, мистер Тальбот. Почти восемнадцать. Вы ведь не думаете, что я…
— Что вы — что?
Мы обменялись взглядами. Мисс Чамли залилась нежным румянцем.
— Что я слишком молода?
— Нет-нет! Время…
— Клянусь, я никогда не заставлю вас страдать!
— Я…
— Не переживайте, сэр! Мистер Бене рано или поздно придет в себя. А сэр Генри вообще уже давно все забыл. Я успокоила вас, сэр?
— Да, конечно. Вы даже не представляете как.
Неужели мы все это говорили? Неужели она и впрямь была такой юной, невинной, непорочной, а я был тронут ее милой болтовней? Чувства, которые всколыхнулись во мне тогда, питали все мое последующее существование. Где же он, тот юный безумец, которому нечего было терять, которому многому предстояло научиться и перед которым расстилалась целая жизнь? Да, что-то в этом роде мы и несли — и не притворялись.
— Это происшествие, мистер Тальбот, надо благополучно забыть. Поступим с ним так, как велел когда-то нам мистер Джесперсон, преподаватель Ветхого Завета, говоря: «Стихи с двадцатого по двадцать пятый не следует изучать слишком уж пристально, а главу седьмую вообще должно пропустить!»
— Иногда в этом есть смысл.
— А вы знаете, Индия — совсем не библейская страна. Я точно знаю, потому что, когда мы были в Калькутте, я сверилась у кузена с круденовым «Полным толкователем библейских изречений». Так вот, на букву «И» нет никакой Индии.
— Как это грустно!
— Нет-нет, я совсем не хотела вас огорчать!
— Дорогая мисс Чамли, с вами моя жизнь состоит только из цветов и солнца! И что за беда, если завтра на небе появятся тучи?
— Джентльменов солнце не страшит, потому что они не боятся загара. Но для юной особы — сами видите: перчатки на пуговицах до самых локтей, и без зонтика — никуда. В Индии местные жители — они такие милые, совсем-совсем коричневые, — так вот, местные жители при виде английской леди просто лишаются дара речи, как ангел в «Комусе». |