Может быть, она сказала: «Выживет ли он?» или «Он выживет!»…
— Нет, она скорее всего так и спросила — не стала бы она дважды выкрикивать имени доктора, если бы не переживала!
— Да. Наверное. Дважды — «Трускотт, Трускотт!», или, может быть: «Мистер Трускотт!» или «О, Трускотт!»
— Бог мой!
— Никогда не забуду. Не пить, не курить, не… — надо же!
— Ах, если она не окликнула его дважды — я несчастнейший человек в мире!
— Мистер Тальбот, вы сами на себя не похожи! Я пытаюсь объяснить свое поведение во время всеобщего испуга. Возможно, она позвала: «Трускотт, Трускотт, Трускотт!» и так далее. А самое плохое, что от такого режима газы у меня стали отходить сильнее, чем когда я был солидным мужчиной восемнадцати стоунов весом.
— Но главное — она восклицала!
— Ну конечно, иначе как бы я ее услышал?
— А Чарльз видел ее за ночь до того, и она смотрела на наш корабль…
— Что же все-таки он выкрикнул — «Не пить, не курить, меньше жрать и никаких сношений»? или «Поменьше сношений»? Может быть, под этим он имел в виду некое благотворное времяпровождение, которому периодически предаются женатые пары? Зачем он упомянул о еде и питье! Я и так прожил последние недели совершеннейшим монахом. Женщины — о, как они жестоки! «Отправляйтесь на палубу, Вильмот! — приказывает она. — Я не выношу эту жуткую вонь. Кроме всего прочего, она вредит моему цвету лица».
— Значит, мисс Чамли боялась за мою жизнь!
Я ждал ответа, но старикан, широко расставив ноги и положив руку на фальшборт, углубился в мысли о своем здоровье. Я поспешно удалился.
Вот так к паутине догадок и стремлений, привязывавших меня к мисс Чамли, добавилась еще одна крупица счастья и тоски.
На мой взгляд, в нашем повествовании осталось неописанным только одно событие, которого так страстно ждет читатель: когда же, после годового или почти годового плавания, мы увидели землю? Нетерпение это понятно. Мне и самому нелегко. Беда в том, что первое свидание с землей вышло очень обыденным, чего, собственно, и следовало ожидать. Я много раз обдумывал, как описать этот скучный момент. Изобрести какую-нибудь приманку, какой-нибудь фокус, который якобы сыграла с нами Природа? К примеру — туманное утро, легкий ветерок, и тут кто-то из пассажиров, лучше всего женщина или ребенок, с удивлением замечает, что произошло. Хохочет команда, смущенно улыбаются офицеры. Мы у берега, в тихой воде, которая медленно спадает, оставляя нас на мелководье, а по мере того, как дымка растворяется, мы понимаем, что достаточно спустить трап — и мы на берегу! Однако состояние нашего благородного судна свидетельствует, что в этом случае дело кончилось бы неутешительными рапортами — обнайтовка Чарльза не выдержала бы веса корабля, корпус бы осел под грузом наросших на него водорослей и попросту расплылся бы по воде!
Поэтому я стал подумывать о том, чтобы рассказать правду, чуть-чуть ее приукрасив. К примеру — обнаружилась дыра в фальшборте, под грота-штагом! Мистер Аскью, канонир, поведал мне о жутковатом развлечении под названием «катание пушечных ядер»: обиженный матрос выкатывал ядро с гондека, запуская его по палубе, куда придется. Мистер Аскью говорил шепотом, поскольку не желал, чтобы его слова дошли до нижней палубы. Оказывается, на корабле, который идет полным ходом, такое ядро вполне способно прокатиться по всей длине судна и снести что-нибудь с той же силой, как если бы им выстрелили из пушки. Но эта дырка вряд ли сделана с помощью ядра — иначе пострадал бы и грота-штаг. Возможно, сюда ударил кусок льда, хотя я лично подозревал крыс. Тем не менее рассказ о ядре облетел весь корабль, вызывая массу пересудов и превращая комедию в драму. |