По загорелым щекам текли слезы, вздрагивали плечи.
– Почему?.. Почему?.. Почему?..
Она спрашивала пространство и тишину вокруг, почти не слушая Романа, говорившего о пожаре, о ее чудесном спасении.
– Я все сделал, все, – по-мужски скупо всхлипывал Ромка. – Помогли на работе, соседи мамы... Они там, Шурочка, где наша родня... лежат... Закрытыми хоро... Ну, в общем, понимаешь? Прости, трудно. Прости...
Долго он не уходил. Брат сидел, Даша лежала, глядя в потолок. Молчали. Старушка, занявшая место Таи, мигая тонкими без ресниц веками и смахивая слезу, тихонько советовала:
– Поплачь, дочка, поплачь. Надо поплакать.
Слезы где-то на пути к глазам застряли, застряла и боль.
Два дня она находилась в прострации: вроде и здесь, и нет. Заставляли есть – ела, говорили ходить – ходила, давали лекарства – принимала. Навещал Роман, еще его бывшая жена приходила, какие-то люди... Посещения утомляли, в них не было смысла, вообще ни в чем не стало смысла. Неизвестно, долго находилась бы Даша в депрессии, если б не последующие события...
Душегуб
Петр допрашивал убийцу лично, пока не применяя пыток. Первого, напавшего на арапчат, царь казнил, ибо остановить фанатично настроенных верующих можно лишь жестокостью – считал он. Но вот вторая попытка убить чернокожих любимцев. Петр из-под нахмуренных бровей гневно, а в гневе он необуздан и страшен, всматривался в старца с таким же упрямым гневом в запавших глазах. Царь спросил:
– Ну и кто надоумил тебя арапов убить?
– Господь, – не задумываясь, ответил старец.
Петр опустил взор на каменные плиты под ногами и начал:
– А ну-ка, скажи, где сказано, что господь разрешает мальцов побивать? Вот Писание, – царь тронул книгу в кожаном переплете, лежавшую на столе, – найдешь и покажешь – отпущу, не наказывая.
Глаза старца забегали, блеснула в них надежда...
– Не старайся, не припомнишь, – усмехнулся государь. – Ибо господь нигде не велит истреблять себе подобных.
– И ты убиваешь! – возразил старец. – Казнишь людей, на войну посылаешь...
– Да, – согласился Петр, почему-то обрадовавшись. – Господь дал мне царскую власть, а ты должен помнить: «Не мир я принес вам, но меч!» Мечом я и караю преступивших Закон Божий и человеческий, также оберегаю Отечество от иноверцев, посягающих на веру и земли наши. А вот детей господь не велел избивать, а заповедал заботой окружить, и не сказано каких: черных аль белых. Знать, цвет господу равен, ибо он создал все живое и неживое на земле, стало быть, арапов тоже. Ты же, посягнувший на создание божье, и есть преступник.
Петр у церковников научился использовать в свою пользу цитаты из Писания. Владея в совершенстве красноречием, он не однажды выигрывал спор, ставя попов в тупик, а в качестве наказания заставлял выпить кубок водки, после оного проигравший спор оказывался под столом в состоянии полного отключения. Старец не сдавался:
– Господь создал по образу и подобию своему человека с белой кожей, а сатана по образу и подобию своему – черного. На отродье сатанинское поднял я руку.
– Покажи, где написано, – иезуитски ласково сказал Петр и открыл Писание. – Вот: «И сотворил Бог человека по образу своему... мужчину и женщину». Все. Дале велел плодиться и размножаться. Про цвет ничего не сказал, стало быть, равны мы пред ним.
– Антихристовы речи ведешь, – зло зашипел старец. – Диаволово семя у себя приютил, обласкал...
Петр резко встал. Надоел старик, стоявший на своем и не желавший доказывать истину. Скучно. Царь повелел палачу:
– Десять плетей. |