К чести воинов Кабареги, никто не дрогнул. Заметив нового врага, катикиро развернул своих, оставшихся в резерве, воинов и встретил гуркхов частым ружейным огнём. Рас Алула Куби, заслышав неожиданные выстрелы, справа от себя, там, где отбивались войска катикиро, сразу осознал возникшую опасность.

Потеря союзника грозила сокрушительным поражением, которое он не мог допустить. Выпрямившись во весь свой рост, он стал отдавать необходимые приказы. Почувствовав его решительность, воины ощутили всю торжественность этого момента. Каждый из них осознал, что наступил тот час, от которого зависит судьба всего сражения и жизнь каждого из них.

Лицо раса стало строже и бледнее, он отрывисто отдал команду, а потом, молитвенно сложив руки перед собою, запел на амхарском языке псалом. Его подхватили многие воины, обратив своё лицо к солнцу, этому чуду, дарующему жизнь всему живому на земле.

Воины, не имевшие чести быть амхарцами, тоже запели на своих языках боевые гимны, отдавая богу войны свои жизни и свои души, даруя ему себя, в обмен на победу. Громкое песнопение на миг приостановило битву. Даже само солнце, казалось, осветило своим благостным светом воинов, идущих на смерть, просящих только одного — победы!

Взревели длинные трубы, провозглашая сигнал атаки.

— Аааааа, — пролетело над притихшими людьми.

Амхара! Тиграй! Банда! Мамба! Мамбаааа… Мамбаааа! — прокатилось от одного склона горы к другому.

— Мамбаааа…, ревели молодые и суровые воины, Мамбаааа…, ревели те, кто только вступил в войско, и те, кто прошёл с Мамбой от одной, никому не известной убогой деревеньки, выросшей в город Баграм, до Буганды.

— Мамба… ревели те, кто верил в победу!

— Мамба… ревели и те, кто в победу не верил, но они ревели и бежали вперёд, пристёгивая на ходу к своим винтовкам штыки, делая последний выстрел в наступлении. Штыковая атака, это то, чему их научили русские и сам Мамба, это то, что ломало все боевые порядки тех, кто попадался на их пути. То, чему они научились лучше всего.

Почти всё войско раса сейчас бежало по склону, изредка стреляя в наступавших снизу сипаев. У каждого сзади болтался широкий тесак, заменявший воину и нож, и лопатку, и саблю. Атака разогнавшихся со склона воинов была устрашающе ужасна. Не обращая внимания на потери, они бежали вперёд, практически не стреляя, подавляя врага своей верой и бесстрашием.

Не снижая бешеной скорости, они вломились в наступающие порядки, и пошли в рукопашную, орудуя штыками, стреляя в упор из винтовок и рубясь своими тесаками. Сипаи не были настолько мотивированными, сражаясь за своих хозяев. Многие из них проклинали Африку, страдая от множества болезней, которые подхватили здесь, из-за резкой смены часовых поясов, климата, который был и схож с индийским и, в то же время, отличался.

Не было у них причин сражаться насмерть, и они побежали обратно, не выдержав самоубийственной атаки мамбовцев. Английские пулемётчики, которыми были, в основном, белые капралы, не смогли остановить контрнаступление. Их расстреливали и кололи, убивая на месте.

Мамбовцы рвались вперёд, не считаясь с потерями, охваченные одним общим порывом, и несли с собою разгром английских войск, смешавшись вместе с бежавшими сипаями. Английская артиллерия пыталась огнём прямой наводкой остановить наступление, но, наученные Мамбой, воины разбегались в стороны, перемещаясь редкими цепями, а то и перебежками, стремительно сокращая расстояние между ними и орудиями.

В перебежках они старались расстрелять орудийную прислугу, а также пулемётные расчёты, периодически залегая там, где не могли взять позиции сходу. Но сражение было ещё в полном разгаре. Чаша весов победы качалась из стороны в сторону, не успевая за быстро меняющимися событиями и мельчайшими изменениями, определяющими расклад битвы.

В это время, гуркхи уверенно теснили воинов катикиро, даже, несмотря на то, что воины раса обратили в бегство сипаев, изрядно облегчив жизнь катикиро.