После нашествия любопытных подружек спать расхотелось. Я обвела комнату унылым взглядом. В спальне царил настоящий бардак: бальное платье свисало со спинки плюшевого кресла и совершенно не гармонировало с бутылочно-зеленым цветом обивки. Туфли валялись на сером шерстяном ковре, шелковые чулки растянулись тут же. Один был прилично, вернее, неприлично погрызен…

– Прикончу, сволочь! – выругалась я на домовика, вскочила с кровати, но в домашние туфли ногами не попала, а встала на ледяной пол. – Тварь ты блохастая!

Справедливо говоря, к домашним духам, умеющим принимать вид всевозможной мелкой живности, блохи не прилипали, но в детстве именно так нянюшка называла матушкину химеру, на пару лет застрявшую в форме визгливого пуделя. Сейчас я знала бранные словечки позабористее, а в то время ругательство «тварь блохастая» казалось самым грязным из всех возможных.

Потом химера превратилась в беззубую змею и уползла. Все были в шоке: избавиться от разноликой домашней зверюшки было весьма проблематично, но с моей родительницей не смогла жить даже магическая тварь. Когда мама начинала вычитывать мораль, мне тоже хотелось превратиться во что-нибудь юркое и уползти.

Ругаясь сквозь зубы, я опустилась на колени и глянула под кровать. На тапочках сидел облезлый дымчатый кот с круглыми, совсем не кошачьими ушами и недобро щурил единственный желтый глаз (второй был затянут бельмом). По-крысиному голый хвост нервно ходил туда-сюда. Казалось, домовик никак не мог решить, кем хотел обратиться: кошкой или мышкой, а потому выбрал нечто среднее. В общем, уши были чудны, а хвост – ужасен.

– Отдай тапки, паршивец! – буркнула я.

Кот широко раскрыл пасть, продемонстрировав единственный верхний клык, и зашипел. Абсолютно беззвучно. Материальную форму духи принимать умели, но с музыкальным сопровождением возникала загвоздка: они все были немы как рыбы.

– То есть не отдашь? Тогда… подавись!

Связываться с нечистью себе дороже. Разозлится и прольет чернила на какой-нибудь очень нужный учебник! Я поднялась с колен, отряхнула ладони и босиком пошлепала в ванную.

– Только платье не дери! – прежде чем закрыться, попросила у домовика. – Вернусь и уберу его в шкаф!

Ножки стульев в моей комнате давным-давно были оплетены красными нитями и даже завязаны бантиками для красоты. Нормальной нечистью этот жест принимался за искреннее извинение жильца, но у нас дух был с характером. В смысле, с придурью. Постоянно являл лик страшенного крысокота, что-нибудь в назидание портил и плевать хотел, что горничные по выходным не проводили уборку. Полагаю, домовик давно впал в старческий маразм, особняку-то почти полвека!

Все спальни здесь были обставлены одинаково и без излишнего изыска: добротная мебель, ширма, однотонные обвивки. В особенно сильные морозы теплые жилы в старых стенах начинали стыть, становилось прохладно, как сейчас, но зато в просторных комнатах имелись отдельные ванные, а у меня еще был камин с чугунной решеткой и кочергой.

Иногда, когда Алекс выкидывал какой-нибудь фортель, а его отец с приторной улыбкой напоминал, что невеста обязана принимать, прощать и прикрывать причуды взбрыкнувшего жениха, я в красках представляла, как этой замечательной кочергой колочу фамильный сервиз в родовом поместье Чейсов. Упоительная фантазия!

Приведя себя в порядок и убрав платье в стенной шкаф, я спустилась вниз. Оказалось, что сплетни о моих вчерашних приключениях взбудоражили весь пансион. Наверное, до мадам Прудо тоже дошли, но она не успела спуститься с третьего этажа и призвать меня к ответу.