Джинджер тщательно оделась к обеду, выбрав наряд, купленный тетей Лореттой к ее прошлому дню рождения. Хотя узкое платье цвета ржавчины было чересчур роскошным для ужина на ферме, в нем она чувствовала себя элегантной и утонченной. Почему-то ей необходимо было это чувство, чтобы выдержать предстоящий обед.

Весь день Джинджер фантазировала, как она отомстит Джадду за его выходку в начале дня. То были удивительно злобные фантазии, и в каждой она в разной степени пытала и унижала его, и каждая заканчивалась его обещанием оставить ферму навсегда. Но это были всего лишь мечты и фантазии. В действительности Джинджер придется спуститься вниз и сидеть напротив него за столом. Хорошо хоть Рей и Лайза тоже там будут.

Взглянув на себя в зеркало последний раз, Джинджер вышла из комнаты и осторожно спустилась по широкой лестнице. Она не любила туфли на высоких каблуках, предпочитая ходить босиком или в плетеной обуви. Ей хотелось сбросить туфли, и она вздохнула с облегчением, когда успешно преодолела спуск по лестнице. Джинджер вошла в гостиную, и ее тотчас же захлестнула волна ностальгии. С тех пор как она уехала, в этой комнате ничто не изменилось. Впрочем, нет, чего-то все же не хватало. В прежние времена здесь пахло табаком из дедушкиной трубки вишневого дерева. Отсутствие знакомого запаха только сильнее напомнило ей, что дедушка ушел навсегда.

Джинджер пересекла комнату, направляясь к софе, и споткнулась, зацепившись каблуком за ковер.

– Я удивляюсь, как у тебя от таких высоких каблуков не идет кровь носом.

Она повернулась и увидела Джадда. Он сидел на стуле у передвижного бара в углу комнаты.

– А я удивляюсь, как твоя гордость позволяет тебе находиться там, где ты нежелателен, – ответила Джинджер с холодным высокомерием, которому она научилась в Нью-Йорке.

Джадд тихонько хихикнул.

– За долгие годы я усвоил, что стоит поступиться гордостью, если такой ценой получишь то, чего очень хочешь.

– Ты никогда не получишь ферму. Я скорее умру, чем позволю тебе владеть ею.

– Как драматично! Не работала ли ты в театре, пока была в Нью-Йорке?

– Ты невыносим, – ответила она.

Джинджер направилась к бару. Чтобы выдержать этот вечер, одной решимости было недостаточно. Ей необходимо выпить!

– Лед в ведерке, – сказал Джадд. – Если тебе нечем отколоть его, можешь использовать свой острый язычок.

Джинджер пропустила мимо ушей его подковырку. Она налила себе виски со льдом и холодно обратилась к Джадду:

– Итак, скажи мне: что предпринять, чтобы заставить тебя уехать?

Джадд вздохнул и ловким движением руки повернул свой стакан так, что кусочки льда закружились на дне.

– Ты повторяешься, Джинджер.

– Ты скоро убедишься, что я действительно надоедлива, когда дело касается именно этой темы.

– Означает ли это, что мне надо быть начеку, иначе в моем кофе может оказаться соль или в моей кровати – жаба? – Серые глаза Джадда весело заблестели: он вспомнил, как Джинджер досаждала ему много лет назад.

– Эти детские шалости я переросла. Я придумаю более зрелые пути решения проблемы.

Он поднял брови, и на его губах появилась плутоватая улыбка.

– Звучит заманчиво. Жду не дождусь.

Джинджер подняла бокал. Джадд сделал тоже самое, и они чокнулись. Звон хрусталя как бы подтвердил вызов, который читался в глазах у обоих.

– Пусть победит сильнейший! – заявила Джинджер решительно и слегка захмелев; у нее не было сомнений, что выиграет эту борьбу характеров она.