– Из детинца? – хмыкнув, кунигас перешел на русскую речь. – Ты что же, с Руси?

– Псковские мы, – пленница ничуть не удивилась, в этой части литовских земель русский язык вовсе не был какой-то экзотикой, многие аукшайты на нем говорили, особенно купцы, бояре, князья.

– Воины Миндовга-князя взяли в полон, давно уже. С тех пор – в полонянках.

– Ну, так беги! Я тебя отпускаю.

– Не верю я тебе, князь.

– Верь – не верь, твое дело. Звать-то тебя как?

– В Утене Жмутой кликали, а на самом деле – Рогнеда.

Довмонт специально заговаривал опасной полоняннице зубы, цепляя слово за слово. Рука наглой девчонки дрогнула, и серп уже не касался нежной шеи княгини.

– Рогнеда? Так это же варяжское имя.

– Та и мы из варягов… Были. Нынче нет уж ни семьи, ни рода.

Рогнеда прикрыла глаза… И князь стремительно ударил ее кулаком в лицо, обросив к стенке. Тут же и прыгнул, словно разъяренный тигр, выхватил меч…

– Не надо! – Бируте повисла на руке. – Прошу тебя! Не надо лить кровь.

– Она же чуть не убила тебя! – гневно воскликнул Довмонт. – Осмелилась поднять руку…

– Она не убила бы, нет. Я чувствовала.

Кунигас успокоился неожиданно быстро, и этому немало способствовал Игорь. Тем более юная княгиня была настроена против сурового наказания пленницы. Та же, забившись в угол, сверкала зелеными глазами, выставив вперед серп. На скуле ее, слева, растекался изрядных размеров синяк. Князь ударил от души, сильно, однако челюсть все же не сломал… кажется.

– Гинтарс! – убрав меч в ножны, глухо позвал Довмонт.

Слуга тут же заглянул в дверь:

– Звал, мой князь?

– Звал, звал. У тебя есть старая одежда? Ну, рубаха там, порты, телогрейка какая-нибудь.

– Одежда? – мальчишка озадаченно взъерошил затылок. – Ну… есть. Только не старая – праздничная.

– А сегодня ведь как раз – праздник! – весело расхохотался князь. – Вот и беги, переоденься. Эту же одежку, что на тебе, принесешь сюда. И держи язык за зубами, понял?

Гинтар