— Рассел! — со страданием говорю я, выронив нож и ища его руку.

Найдя, я крепко сжимаю ее. Он кашляет, и из его рта бежит кровь. Альфред прав, Рассел умирает.

— Пожалуйста, не умирай, Рассел, — умоляю я, — пожалуйста…

По моим щекам текут горячие слезы, и я в панике оглядываюсь назад, ища то, что могло бы помочь ему.

Я кладу руку на его рану пытаясь остановить кровь, которая вытекает из его тела.

— Господи, пожалуйста, помоги мне! — мысленно прошу я.

Все лампы дневного света в здании начинают мерцать, а моя рука на ране Рассела начинает нагреваться и светиться.

Крича в агонии, я пытаюсь отдернуть руку от Рассела, потому что жар превращается в огонь. Мы оба горели в агонии Инферно энергии, пульсирующей во мне. Крича от боли, я не могу оторвать от него руку.

Мы спаяны вместе, как обжигающий металл. Так же боль распространилась и на голову. Пульсирующая боль в моем бедре, наконец, достигает крещендо и ломает меня.

Положив другую руку на бедро, я пытаюсь облегчить боль. Из меня рвется рыдание, разрывая грудь, и я оседаю на пол.

Животом я ощущаю что-то теплое и влажное и вяло смотрю вниз; растущее пятно красного цвета распространяется по моей блузке, из моей грудной клетки просачивается кровь.

Тепло в моей руке уменьшается, но из-за колющей боли в сердце, я вряд ли понимаю это.

Вкус крови чернота затмевает мое видение. Через меня текут волны энергии, смешиваясь с воздухом, как запах цветка дрейфующего в бризе.

«Теперь я могу отдохнуть… я так устала», — думаю я, начиная уплывать в неизвестность.

«Ты обещала мне», — шепчет голос в моей голове, лаская меня.

В моих глазах сияет свет, и я со всех сил пытаюсь видеть, кто говорит со мной таким изящным голосом. Образ разрушения и неясный цвет извилин кровоточит вместе с искаженным калейдоскопом боли.

Темнота такая холодная… успокаивающая; он плывет и колышется вокруг меня, заворачивая в одеяло пустоты и боли что мучает меня.

— Борись… — шепчет мне голос, но это звучит уже не так красиво — это звучит напряженно и наполнено настойчивостью, которую я не понимаю.

Я должна найти его — сказать, чтобы не грустил.

Я борюсь, и тьма отступает; ее заменяет жгучая рваная боль, заставляя меня желать вернуться во тьму.

Я не могу найти его, — дезориентировано думаю я.

Пытаясь напрячь слух, чтобы найти его голос, моя голова раскалывается пока я ищу его.

Голос Рида звучит сломлено и бесчувственно, говоря со мной на Ангельском, заставляя меня найти его.

Другой голос, прорывается в поток музыкальных слов, за которые я цепляюсь, как за облака, которые они создают в моей голове.

Думаю, я узнаю этот глубокий командный голос, просто не могу сейчас думать…

— Рид, — говорит командный голос, — ты должен позволить нам помочь. Мы должны остановить кровотечение…

Другой, более мягкий голос добавляет:

— Конфетка, отдай Эви, Зи. Он собирается перевязать ее раны так, чтобы ты смог перенести ее. Мы отдадим ее обратно тебе, — жалобно говорит он.

Мое сердце болезненно стучит.

— Положи ее сюда и можешь держать ее за руку.

Из Рида вырывается низкий ворчливый рык.

— Не прикасайтесь к ней…

— Сладенький, пожалуйста… — звучит мягкий голос.

Проходит мгновение, а затем, каждая клеточка моего тела начинает возражать против того, что меня переложили.

— Пока я закрываю рану на груди, ты можешь держать ее за руку, — говорит командный голос.

Думаю, я кричу из-за абсолютной боли, обрушившуюся на меня как лавина снега, укрывая в своей глубине, и я подчиняюсь ей.