Испустив самый тяжелый вздох из всех возможных, Алексия Маккон скатилась с кровати и подхватила с каменного пола валявшуюся там лужицей кружев и оборок ночную рубашку из числа тех, что подарил ей муж. Вероятно, впрочем, точнее будет сказать, что он подарил эту рубашку себе, потому что ее пошили из мягкого шелка, и складок на ней было скандально мало. Однако Алексия все равно любила эту вещицу, остромодную и по-французски смелую, а Коналлу особенно нравилось снимать ее с жены, вот почему она в конце концов всегда оказывалась на полу. По большей части Алексии удавалось поносить ночную рубашку, только находясь вне постели, такая уж договоренность существовала между супругами. Муж мог быть очень настойчив, когда устремлял к чему-то свой разум и некоторые части тела. Леди Маккон полагала, что деваться некуда и в конце концов она привыкнет спать без сорочки. Порой ее все же терзала тревога, что замок может загореться и придется метаться по нему у всех на виду в чем мать родила. Это беспокойство, впрочем, постепенно отступало: раз уж Алексия жила со стаей оборотней, ей волей-неволей пришлось привыкнуть к тому, что они вечно обнажаются. Сейчас в ее жизни на ежемесячной основе присутствовало куда больше волосатой мужественности, чем у любой другой англичанки. И это при том, что половина стаи отбыла воевать на север Индии; когда-нибудь типичных самцов, подверженных влиянию полной луны, станет еще больше.

Алексия подумала о своем муже; с ним ей приходится иметь дело на ежедневной основе.

Раздался робкий стук, за которым последовала долгая пауза. Потом дверь в спальню тихонько приоткрылась, и в образовавшейся щели возникло личико в форме сердечка с громадными фиалковыми глазами, которое обрамляли светло-русые волосы. Прелестные глазки смотрели боязливо. Горничная, которой они принадлежали, несколько раз попадала в весьма жалкое положение и в результате научилась давать уединившимся в опочивальне хозяину с хозяйкой некоторое время и лишь потом входить. Невозможно было предугадать, когда на лорда Маккона найдет амурный стих, зато всякий понимал, что граф покажет свой норов, если потревожить его в это время.

С очевидным облегчением отметив отсутствие хозяина, горничная вошла, внося тазик с горячей водой. Через руку девушки было перекинуто теплое белое полотенце. Она сделала грациозный книксен. На горничной было фасонистое, пусть и мрачноватое, серое платье с приколотым белым накрахмаленным фартуком. В отличие от остальных Алексия знала, что высокий белый воротничок скрывает следы многочисленных укусов на хорошенькой шейке вошедшей, которая раскрыла ротик и заговорила так, словно присутствие среди оборотней бывшего вампирского трутня — самое обычное дело. По речи девушки стало ясно, что она еще вдобавок и француженка, как это ни предосудительно.

— Добг’ый вечер, мадам.

Алексия улыбнулась.

— Добрый вечер, Анжелика.

С тех пор как Алексия стала леди Маккон, едва прошло три месяца, но уже утвердилось мнение, что вкусы у нее весьма дерзкие, кухня — бесподобная, а ее стиль задавал светскую моду. И хотя мало кто в обществе знал, что прежняя мисс Таработти заседает в Теневом совете, ее дружеские отношения с королевой Викторией были замечены. Оттого что ее муж-оборотень обладал значительным состоянием и весом в обществе, высшие классы прощали Алексии ее причуды вроде ношения по ночам зонтика от солнца и излишне привлекательной французской горничной.

Анжелика пристроила тазик с полотенцем на туалетный столик Алексии и исчезла, чтобы, вежливо выждав десять минут, вновь появиться с чашкой чая, унести использованное полотенце с тазом и вернуться назад с решительным видом и в ореоле спокойной властности. Обычно, когда леди Маккон одевалась, между ней и ее служанкой происходил небольшой поединок воль, но недавнее хвалебное замечание в колонке дамского журнала укрепило веру Алексии в Анжеликин вкус, когда дело касалось туалетов.