А на экране встревоженные лица, судорожное мигание зеленых изломанных линий осциллографов, тяжелое, натужливое дыхание ускорителя. И вдруг яркая вспышка, слепящая весь кадр! Страшный грохот, от которого дрожат даже стены и пол зрительного зала! И сразу же полный свет и тишина...

Холмский сидит, закрыв глаза, беспомощно откинувшись на спинку кресла. Ему кажется, что взрыв произошел не только на экране и что сам он не в просмотровом зале киностудии, а в Цюрихе, среди развалин Международного центра ядерных исследований. И, наверно, вокруг ни души?..

Но он тут не один. Рядом с ним теперь доктор Гринберг.

Лишь спустя несколько секунд Михаил Николаевич медленно открывает глаза. Долго, не узнавая, смотрит на Гринберга. Потом произносит чуть слышно:

- Кажется, я все теперь вспомнил, Александр Львович. Но боюсь, как бы снова... Может быть... Может быть, сразу же все записать? Нет, срочно к Урусову!

- Он здесь, Михаил Николаевич.

Потом, уже в клинике, взволнованная и все еще не очень верящая в происшедшее, Евгения Антоновна Холмская спрашивает Александра Львовича:

- И вы совсем не боялись?..

- Я храбрый, - добродушно посмеивается доктор Гринберг, уставший за этот день так, как не уставал, кажется, еще ни разу. Даже на фронте, когда приходилось работать по нескольку суток без сна.

- А я трусиха, я боялась... И будь бы это не мой муж, а кто-нибудь посторонний мне...

- Ну и что бы вы тогда? - настораживается Александр Львович. - Это просто любопытно.

- Я бы, наверно, протестовала против вашего эксперимента. Постаралась бы как-то отговорить вас, хотя это было бы, конечно, безнадежно.

- Почему же? - поднимает на Холмскую притворно удивленные глаза доктор Гринберг.

- Вы ведь были так уверены в успехе. Разве я смогла бы чем-нибудь поколебать эту уверенность?

Конечно же, Александр Львович почти не сомневался в успехе, ему, однако, не хотелось рассказывать Евгении Антоновне, как нервно сосал он таблетку валидола в просмотровом зале во время этого эксперимента.

Только себе мог он признаться теперь, что был все-таки некоторый риск. И не того, что Холмский ничего не вспомнит, а еще страшнее - забудет на какое-то время даже и то, что уже вспомнил. Но для доктора Гринберга и работа физиков у синхрофазотронов и собственная его работа над воскрешением памяти профессора Холмского были таким же сражением, какие бывают на фронте. А на войне как на войне, там ничто не исключено...

ОПЕРАЦИЯ "БЕЗУМИЕ"

1

Черт знает до чего самоуверенная физиономия у этого профессора Рэллэта! Ему, конечно, многим обязана наша военная техника, особенно термоядерное оружие, но ведь ему давно уже ни один порядочный ученый руки не подает. А он будто и не замечает этого. Меня, бывшего помощника военного министра, а теперь всего лишь личного советника президента по военным вопросам, он вообще, видимо, считает ничтожеством. Вот и сейчас ведет себя так, будто не президент пригласил его на консультацию, а сам глава государства явился к нему с докладом о положении дел в стране. Ужасно зарвались эти длинноголовые из мозгового центра военных ведомств!

- Что вам известно о гравитационном оружии красных, доктор Рэллэт? нервно прохаживаясь по кабинету, спрашивает его президент.

- Как, и вы, сэр, верите этому?! - удивленно вскидывает густые косматые брови ученый муж.

- А по-вашему, это пропаганда красных?

- Нет, сэр. Это просто нелепость. Такие слухи распространяют люди, невежественные в вопросах науки.

- Я не буду ссылаться на нашу печать - в погоне за сенсацией она слишком часто теряет чувство меры. Ну, а мнение профессора Коллинза? Его ведь очень тревожат эксперименты красных в этой области.

- Эксперименты - да, - снисходительно соглашается Рэллэт. - Но не более того. Науке вообще мало что известно о гравитации.