– В самом деле? Интересно.

– После этого леди Майо представила Чарльзу меня. Остаток пути до Гриндельвальда пролетел совершенно незаметно. Но стоило нам оказаться в фойе отеля «Сплендид», как произошло первое из шокирующих событий, которые в дальнейшем так сильно омрачили мою жизнь.

Несмотря на намек на грандиозность в своем названии, гостиница оказалась достаточно небольшой и очень уютной. Уже тогда я догадывалась, что мистер Хендон важная персона, хотя сам себя он скромно описывал как холостяка, путешествовавшего в обществе единственного слуги. Управляющий отеля М. Брангер сразу же поспешил нам навстречу и почтительными поклонами приветствовал леди Майо наравне с мистером Хендоном. Последний о чем-то негромко переговорил с господином Брангером, после чего тот вновь уважительно склонил перед ним голову. После этого Чарльз повернулся было к нам с улыбкой, но внезапно его манера поведения резко переменилась.

Я словно сейчас вижу его стоящим там в длинном плаще, цилиндре и с тяжелой ротанговой тростью, зажатой в руке. Он был повернут спиной к полукругу декоративных вечнозеленых растений, расставленных около камина с низкой полкой, на которой стояли красивые швейцарские часы.

До этого момента я их вообще не замечала. Но Чарльз тут же со сдавленным криком бросился к камину. Воздев свою тяжелую трость, он обрушивал удар за ударом на каркас часов, пока их последние мелкие обломки не попадали в очаг.

Затем он развернулся и медленно отошел от камина. Не вымолвив ни слова в свое оправдание, он достал бумажник, протянул М. Брангеру банкноту, достоинство которой, должно быть, раз в десять превышало стоимость испорченного механизма, и как ни в чем не бывало продолжил разговор на другую тему.

Как вы легко можете себе вообразить, мистер Холмс, мы стояли, словно громом пораженные. У меня даже сложилось впечатление, что леди Майо на минуту забыла о чувстве собственного достоинства и выглядела откровенно напуганной. А вот Чарльз – могу в этом поклясться – не испытывал ни малейшего страха. Казалось, он исполнен лишь яростной решимости. И в этот момент мне попался на глаза слуга Чарльза, стоявший поодаль рядом с нашим багажом. Это был низкорослый и худой мужчина с расширяющимися книзу бакенбардами, а на его лице читались смущение и, как ни обидно мне это произносить, выражение глубочайшего стыда.

Впрочем, о случившемся больше никто не упоминал, и инцидент казался на этом исчерпанным. В следующие два дня Чарльз пребывал в свойственном ему безмятежном настроении. Однако на третье утро, когда мы встретились с ним в ресторане за завтраком, это случилось опять.

Шторы на больших окнах ресторанного зала были задернуты для защиты от слепящих лучей солнца, которые отражались от только что выпавшего снаружи снега. В помещении уже собралось немало народа, поскольку другие постояльцы отеля тоже спустились к завтраку. Мне бросилось в глаза, что Чарльз, только что вернувшийся с утренней прогулки, по-прежнему не расставался со своей ротанговой тростью.

«Какой здесь воздух, мадам! – сказал он самым приветливым тоном леди Майо. – Не надышишься! Он дает больше энергии, чем любая пища или напиток».

Но только он это произнес, как замер и пристально посмотрел в сторону одного из окон. Стремительно пройдя мимо нас, он нанес мощный удар тростью по шторе, а потом отдернул ее, и перед нами предстали обломки больших часов с циферблатом в виде смеющегося солнца. Думаю, я бы лишилась чувств, не поддержи меня под локоть леди Майо.

Уже снявшая перчатки, мисс Форсайт приложила ладони к своим щекам.

– Но Чарльз не только разбивает часы, – продолжала она. – Он закапывает их в снег и даже прячет в комоде своего номера.

Шерлок Холмс, который до этого полулежал с закрытыми глазами в своем кресле, вдавив голову в мягкую спинку, теперь приподнял веки.