– Ага, малыш, значит, от тебя сегодня решили избавиться? – сказала Куколка парню, не видя его, потому что нору в песке заслоняло тело Уайлдер. – Да, Макс?

Ответа не последовало. Куколка встала, но Макса в вырытой яме больше не было. Уайлдер обернулась и тоже мгновенно вскочила. Макс исчез. Женщины с тревогой осмотрели толпу отдыхающих, затем дружно повернулись в сторону моря.

– Боже мой! – вырвалось у Куколки. – Он же прямо в отливную волну угодил!

И она указала подруге на темный, извивающийся, как змея, язык подводного течения, который, пробившись сквозь огромные приливные волны, отступал обратно в океан и по пути словно слизнул мальчика, резвившегося у самого берега, и теперь Макса на подпрыгивающей маленькой доске уносило все дальше и дальше.

Даже на таком расстоянии было видно, что выглядит он совершенно беспомощным и испуганным и пытается что-то кричать, но грохот волн, крики и визг людей, с восторгом плескавшихся в высоких волнах, полностью заглушали его отчаянные призывы, и пока что никто, даже спасатели, не замечал, в каком ужасном положении оказался пятилетний малыш. Женщины сломя голову бросились к морю.

Но еще до того, как они оказались у кромки воды или успели позвать на помощь кого-то из спасателей, молодой незнакомец, разбежавшись, нырнул головой вперед прямо в темный змеиный язык подводного течения и быстро поплыл в сторону Макса, который больше уже не звал на помощь и просто беспомощно плакал. Молодой человек был умелым и уверенным в себе пловцом, так что с легкостью оседлал опасное течение, и оно, точно присмиревший скакун, понесло его прямо к мальчику. Куколка и Уайлдер следили за ними как завороженные; Уайлдер даже тихонько заплакала, когда молодой человек, крепко ухватившись за доску Макса, неторопливо ее развернул, с поразительной легкостью выбрался за пределы подводного течения и преспокойно отбуксировал Макса вместе с доской к берегу, точно рассчитывая свои рывки между набегавшими валами. Когда же он наконец смог встать на дно, то подхватил мальчика на руки и, таща доску за собой, двинулся навстречу обеим женщинам, которые, махая руками и что-то крича, пробирались к нему по мелководью.

Он был стройный, смуглый, с темными, коротко стриженными, вьющимися волосами; его густой загар подчеркивали длинные белые шорты Billabong, какие обычно носят серфингисты. Макс тут же, не говоря ни слова, вырвался из его объятий и бросился к матери.

Уайлдер, прижимая сына к груди, стояла по колено в воде, и набегавшие волны порой доставали ей до пояса, а то и до груди; слезы так и лились у нее из глаз, но она улыбалась и то начинала что-то сердито выговаривать Максу, то сама себя прерывала и принималась вновь и вновь благодарить спасителя ее мальчика. Она никак не могла успокоиться и без конца тискала Макса, целовала его, прижимала к груди и так зарывалась в него лицом, что Макс даже попытался, хотя и не совсем искренне, «соблюсти приличия», будто стесняясь столь ошеломительного проявления материнской любви в присутствии чужого человека.

Молодой незнакомец, собственно, почти ничего им не сказал; он явно не придавал особого значения своему подвигу и очень старался не пялиться на голые груди Уайлдер. Выслушав благодарности, он с улыбкой попрощался, пожал Максу руку, словно ровеснику, с которым они только что участвовали в интересном совместном приключении, и головой вперед нырнул в набежавшую волну.

– А он очень даже ничего, такой немножко пижон, – сказала Уайлдер.