Он носил пестрые экзотические рубашки в стиле «мамбо» и полагал, что это модно, не зная, что подобная «мода» попахивает нафталином и средневековьем.
На самом деле десять лет назад Ферди оставил свою работу на станции по разведению раковин-жемчужниц в Бруме и уехал оттуда, набив полные сапоги кокаином, доставленным с плато Кимберли. Устремившись на юг и проехав две тысячи километров, он весьма успешно продал наркотик и выручил за него достаточно, чтобы вновь наполнить свои закрома, но на этот раз уже экстази, который раздобыл благодаря контактам в клубе Gypsy Jokers[3]. После чего Ферди пересек бескрайнюю равнину Налларбор и двинулся дальше по Великой Океанской Дороге.
Он любил рассказывать о том, как прибыл в Мельбурн на «жалкой кляче» 73-го года выпуска, а всего через месяц уехал оттуда на «бумере» 96-го года выпуска и в тот же год перебрался в Сидней, где купил на паях пришедший в запустение бар, став его управляющим и вложив в него все, что еще оставалось от недавно обретенного богатства. Бар он полностью переоснастил и поставил в зале столы, выстланные фетром и снабженные бронзовыми шестами, как в тех клубах, которые тогда как раз входили в моду и быстро обретали популярность. Впоследствии Ферди вспоминал первые годы существования клуба с некоторой притворной скромностью – подобный тон многие мужчины, считающие себя «селф-мейд», полагают в рассказах о себе обязательным.
«Хотя у нас, разумеется, были кое-какие надежды», – прибавлял Ферди.
Надежды, впрочем, отнюдь не были такой уж необходимостью, ибо, как сам Ферди частенько рассказывал клиентам, это было его время. На станции по разведению устриц, где он в качестве техника провел первые пятнадцать лет своей трудовой жизни, он занимался тем, что разводил в огромных чанах микроскопические водоросли – корм для подрастающих поколений устриц. Важнее всего в этой работе было сразу запомнить несколько простых инструкций и неуклонно им следовать. Тот же принцип Ферди использовал и при управлении Chairman’s Lounge.
Ибо он, явившийся из красной пыли таинственных складок плато Кимберли под синее ночное небо Кингз-Кросс, сразу почувствовал, что для Сиднея возможность человеческой общности – это просто неосуществимая мечта, что при жизни в любом крупном городе и у людей, и у водорослей судьба примерно одна и та же, причем бессмысленность существования тех и других сочетается с их необъяснимой потребностью продолжать жить. Вряд ли он сумел бы выразить все это с помощью слов, но правда такова: клуб он счел для себя более подходящим местом, чем чаны с перебродившими водорослями. В общем, примерно таковы были воззрения Ферди. С другой стороны, то, что он обычно говорил вслух, звучало весьма банально, и все же в глубине его высказываний таилась относительная истина.
«Все, что нужно, вы увидите в моем шоу», – заверял Ферди.
И это действительно было так.
8
Вплоть до того момента, когда в начале восьмого Ричард Коуди двинулся по красной ковровой дорожке, оформленной по краям светящимися неоновыми трубками, к дверям Chairman’s Lounge и вытащил из кармана брюк двадцатидолларовую купюру, чтобы заплатить улыбающейся полуголой женщине за вход, выдавшийся день казался ему на редкость неудачным. Он плохо спал ночью и, едва проснувшись, тут же в очередной раз поссорился с женой; затем его вызвонили продюсеры 6-News, у которых якобы имелись «живые свидетели» того, что на стадионе Homebush Olympic была заложена бомба, и эту новость ему предлагали прокомментировать в вечернем выпуске.
Затем какая-то новая парикмахерша совершенно по-идиотски уложила ему волосы перед эфиром; затем в автомобиле с аппаратурой на каждом оживленном перекрестке стала пропадать связь со студией, а сам сюжет с бомбами как-то чересчур быстро стал не только «бродячим», но и бессмысленным: ну да, нашли три бомбы в трех детских рюкзачках – людей, разумеется, эвакуировали, район оцепили. |