Изменить размер шрифта - +
Эти люди многократно проверены нами на деле».

И снова я засел в библиотеки, переворошил множество переводов английских, американских, немецких источников, выстроил точную схему исторических событий, а потом занялся поисками «контрапункта» провала переговоров Гиммлера и Даллеса. Смешно считать Гиммлера и Даллеса слабыми противниками, это были серьезные контрагенты в смертельной схватке. Но в ряде узловых моментов, когда, казалось бы, до заключения сепаратного соглашения рукой подать, включились невидимые мощные рычаги, и все летело в тартары. Случайность?.. Смешно верить в слишком уж закономерные случайности.

В Токио я встретился с одним из помощников Даллеса — мистером Полом Блюмом. Память у него великолепная, и он подробно, с деталями рассказал о том, как первым начал переговоры с двумя представителями генерала Вольфа — доверенного Гиммлера — в Швейцарии весной сорок пятого года.

И снова мне помогал генерал Бамлер, рассказывая о тех немцах — интеллигентах, которые втягивались в антифашистскую борьбу — не с самого начала, а когда крах гитлеризма стал очевиден каждому здравомыслящему человеку.

Берлинцы показывали мне, где был бар «Мексико» и «Цыганский подвал», — эти хитрые места гестапо, где прослушивались все разговоры посетителей; показывали мне то место, где находился кабачок «Грубый Готлиб», — точность в описании «атрибутов» исторического повествования так же необходима, как выверенность факта и четкость позиции.

С большим трудом мне удалось найти охотничий домик Гиммлера и Гейдриха. Побывал я и в Каринхалле — замке Геринга, разрушенном в дни войны! На лесную дорогу, которая ведет в Каринхалл, выбегали олени и долго смотрели на нас: с тех пор как рейхсмаршал перестал стрелять из лука, животные привыкли к людям, не боятся их и уходят с дороги, лишь если шофер резко им посигналит…

В охотничьем домике Гиммлера — его последнем пристанище перед бегством на север — живет крестьянин. Он не знает, естественно, о том, что где-то здесь, неподалеку, зарыто несколько узников концлагеря, работавших до последнего дня садовниками, — палачи любили наслаждаться ароматом цветов…

Любезная фрау Мантай в киноархиве в Бабельсберге помогла мне познакомиться с уникальными кинодокументами о гитлеровском руководстве, и я просмотрел все выпуски немецкой хроники за последние два года войны.

Много трудностей у меня было с описанием гитлеровцев…

Как дать портрет шефа гестапо Мюллера — человека, именем которого пугали детей, палача и вандала? Как написать блестящего, «интеллигентного» Шелленберга, который в своих кокетливых мемуарах прилагал максимум усилий, чтобы «сохранить лицо» и выставить себя этаким холодным профессионалом… Можно было пойти по пути «ужесточения» этих бандитов, но «ужесточить» их, огрубить значило бы облегчить задачу нашей разведке — с глупым болваном, изрыгающим проклятия, не так уж трудно сладить, а вот с людьми, которые подмяли под себя всю Европу, — с этими куда как сложнее. Я решил попросту сложить нужные мне факты из биографий нацистов. И когда я соединил интересующие меня материалы в некие биографические справки, то получилось, что правда — не подправленная, без всякого тенденциозного переосвещения — и будет «самым верным цветом на верном месте».

Много мне помогал покойный писатель Лев Шейнин, принимавший участие в Нюрнбергском процессе, — его рассказы о Геринге и Гессе отличались точностью, он много раз говорил с Герингом, и тот поведал ему целый ряд историй, ранее никому не известных.

Не могу не поблагодарить Романа Кармена, который в течении восьми месяцев прожил в Нюрнберге, работая над своей картиной «Суд народов».

Порой литература — в ее формальном выражении — оказывается подобной биллиарду.

Быстрый переход