Он выглядел взвинченным, а одежда была такой мятой, будто он в ней спал. Они поднялись в кабинет комиссара, где могли спокойно побеседовать. Мельгрен отказался от кофе.
— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался Кнутас, когда они уселись за столом друг напротив друга.
— То, что произошло с Мартиной, просто ужасно. Я не могу в это поверить.
— Я бы хотел для начала снова вернуться к разговору об этой группе студентов. Как мы поняли, Мартина пользовалась успехом. Но с кем-нибудь у неё были разногласия?
Мельгрен отрицательно покачал головой.
— Вы уверены, что у неё не было близких отношений с кем-то из группы?
— Насколько я знаю, нет.
— Может, кто-то из студентов был особенно расположен к Мартине, даже влюблён?
— Ну, не то чтобы влюблён, — протянул Мельгрен. — Но есть двое парней, они оба постоянно крутились вокруг неё.
— Что за парни?
— Юнас, он швед, из Сконе, ему лет двадцать, вряд ли больше. И Марк, американец, чуть постарше, ему около двадцати пяти, я думаю. Они тут стали закадычными друзьями, повсюду ходят вместе.
— Каким образом проявлялся их интерес к Мартине?
— Ну, они ходили за ней по пятам, всё шутили с ней, обращали на неё внимания гораздо больше, чем на других.
— Вам не показалось, что кто-то из них сильнее увлечён ею?
— Нет, такого сказать нельзя, оба вели себя одинаково.
— Интерес был взаимным?
— Мне кажется, они ей нравились, казались весёлыми и приятными в общении ребятами, но как друзья, не больше.
— Почему вы так думаете?
— Такое у меня сложилось ощущение.
— Эти двое тоже живут в Варфсхольме?
— Да.
— Вы не замечали, чтобы на территории раскопок появлялись какие-нибудь посторонние лица?
— Нет, как обычно, народ приходил, но это в основном знакомые или кто-нибудь из округи, бывало, зайдёт поболтать. Пару раз в неделю появлялись группы туристов, но они держались в стороне.
— Вы, как руководитель раскопок, можете предположить, кто убил Мартину?
— Нет.
— Я уже спрашивал вас, но вынужден снова вернуться к этой теме: какие отношения связывали вас с убитой?
— Она была хорошей ученицей, которую я ценил именно как ученицу, — подчеркнул Мельгрен, и его голос прозвучал несколько резко. — Между нами, разумеется, ничего не было. Я вам уже говорил.
— Где вы находились в субботу вечером?
— Я сидел в баре, пил пиво.
— Один?
— Да.
— Где именно?
— Сначала в «Колодце Доннера», потом в «Погребке монахов».
— Никого из знакомых не встретили?
— Ну, в таких местах вечно на кого-нибудь наткнёшься.
— Во сколько вы вернулись домой?
— Не знаю, не смотрел на часы.
— Ну вы же можете сказать, было это в девять вечера или в три ночи? — раздражённо переспросил комиссар.
Он действительно начинал злиться, недоумевая: что, чёрт побери, делал отец семейства в баре в субботу ночью совсем один? Почему он не был дома с родными, раз уж всё равно не собирался встречаться с друзьями?
— Скорее в три.
— Что вы можете сказать о вашем браке? У вас всё в порядке?
Мельгрен медлил с ответом. Было видно, как он сжал челюсти.
— Простите меня за этот вопрос, но я вынужден его задать, — продолжил Кнутас, уставившись на археолога.
— У нас с Сюзанной всё прекрасно. |