Я взглянула опять усталыми глазами вокруг себя… Все знакомые, все те же на смерть перепуганные лица Мурка… Фея… Строева… Аннибал… И она спасительница наша моя и Незабудки, Лидия Павловна Студнева, успевшая в самый момент падения подхватить меня…

Но об этом я узнала уже позднее, а пока я плохо соображала, что случилось со мной. Какая-то суета… Те же испуганные милые лица и новое прикосновение чего-то мокрого и холодного к моим плечам, затекшим рукам и голове. На минуту мелькнула четкая, вполне сознательная мысль.

«Не испугали бы они Незабудку!»

И я тотчас же высказала ее в слух:

— Не разбудите ее… Она — лунатик. Берегитесь ее испугать… И скорее ее в спальню, и не пускайте сюда больше… Второй раз мне ее будет уже не спасти… Ни капли силы в руках не осталось… Не спасти…

И с этим последним словом я лишилась сознания…

Глава XX

Я — героиня

Мой обморок перешел в сон и этот сон был сладок и приятен. Я грезила странными видениями, казавшимися продолжением недавней действительности. Я видела себя летающей над бездной с сильными крыльями за спиной в каком-то розовом облаке и кто-то певуче, как музыка шептал надо мной:

— О, как хороша ты теперь Ло! Как чиста твоя душа, давшая тебе возможность подняться так высоко, — прости же прости, милая великодушная Ло, за нанесенные тебе так несправедливо обиды и муки…

— Прости! Прости! — глухо вторили где-то другие голоса. В ту же минуту что-то ударило мне в глаза ослепительным светом и… Я проснулась.

Я лежала на моей постели в нашем дортуаре, на ночном столике горела свеча, а на коленях у моих ног обхватив их крепко руками кто-то бился, исступленно рыдая и произнося безостановочно одно только слово:

— Прости! Прости! — Я успела только увидеть типичный курчавый затылок. И протянула руку.

— Римма? О чем ты? Аннибал? Милая!

В тот же миг курчавая голова приподнялась и ко мне повернулось вспухшее от слез и все залитое ими лицо.

— Она не умерла! Она пришла в себя, она выздоровеет! Да она выздоровеет теперь! Ах, Лиза! Лиза! — И прежде нежели я успела придти в себя Африканка с ей одной присущей стремительностью, бросилась ко мне, обхватила мою голову, тесно прижала ее к своей взволнованной груди и заговорила трепетно и бурно выбрасывая слова, сквозь рыданье, разрывавшее ей горло…

— Гродская! Лиза! Ло! Родная! Светлая ты наша! Ты наша! Прости ты меня! Прибей! Искусай! Исцарапай, мне легче будет. Но прости! О, ты, великодушная! Ты лучше всех нас! Даже Феечки лучше! Даже моей Дины! Я обожаю тебя! Я боготворю тебя! Я преклоняюсь перед тобой! С той минуты ты мне сердце повернула, все сердце на изнанку, когда… Когда за нас с Незабудкой наказание приняла, не выдала ни одним словом, а сегодня… Ночью… Звереву спасла от смерти… Сама жизнью рискуя… Феечка все видела… Она не спала… Она как Незабудка из дортуара выходила, проснулась… И когда ты вышла за ней, она за тобой следом пошла… Подоспели тогда, когда вы уже обе над провалом висели… Она умница — Дина… Сразу поняла в чем дело… Что лунатик Незабудка, и оповестила Лидию Павловну и нас… Мы все на лестницу высыпали… Лидия Павловна строго запретила произнести хоть одно слово, и сама к вам… Подхватила тебя, когда ты уже срывалась, спасая Ольгу. Лиза! Гродская! Графинечка ты моя непонятая, золотая, прости ты меня, за все Лизочка, а я собачкой твоей буду, рабой, Фею для тебя разлюблю, если хочешь! Как Бог свят! Милая ты моя!

И град исступленных поцелуев сыпался на мое лицо, голову руки и слезы горячие, искренние слезы юной дикарочки обливали мои щеки, губы, лоб и глаза… А кругом стояли девочки и при свете горящей свечи, поставленной чьей-то услужливой рукой на мой ночной столик я видела их всех, растроганных взволнованных с глазами, полными слез и восхищенья и глубокого чувства нежности обращенными ко мне.