Фигура стояла неподвижно, точно из мрамора изваянная, с протянутыми вперед руками… Ее босые ноги, казалось впились в выступ окна…

Страшным усилием воли я принудила себя поднять глаза в уровень с ее головой и… Чуть не вскрикнула от того, что представилось моим взорам. В пяти шагах от меня было неподвижное как маска и белое как известь, точно мертвое лицо… Лицо, странно, знакомое и чужое в одно и тоже время… Два огромные без малейшего блеска, тусклые, точно пустые глаза смотрели прямо на меня тем леденящим душу оловянным взором, каким смотрят мертвецы и лунатики.

Губы, слипшиеся в одну тонкую полоску не шевелились и только руки, одни руки протянутые так, точно белая девочка хотела схватить кого-то, слабо шевелились, хватая пустое пространство. И еще раз, вся обливаясь холодным потом, я отважилась взглянуть в странно знакомое — незнакомое видение.

«Незабудка!» — чуть было громким криком не вырвалось у меня из груди.

Незабудка! Это она! Я узнала ее! Бедняжка, она — лунатик! — вихрем пронеслось в моей голове и весь страх, весь ужас мигом отхлынул, оставив какое-то легкое неприятное ощущение жуткости в моей душе. Я поняла, что это не призрак и не видение, а бедная больная девочка, страдающая болезней сомнамбулизма. О том, что эта бедная больная девочка не далее как сегодня уничтожила, разорвав в клочья мою работу, и что из-за гадкого поступка её — этой девочки, я была так позорно наказана перед всем институтом, я менее всего думала сейчас. Мне было просто бесконечно жаль больную, бродившую по ночам от действие на нее лунного света Незабудку и хотелось, во что бы то ни стало, помочь ей. Но чем помочь? Разбудить ее, назвав по имени было слишком опасно. Я много раз слышала о том, как разбуженные сомнамбулы нервно заболевали, и даже умирали от испуга, если их будили внезапно и неумело во время их припадка сна. А оловянные глаза все впивались в меня, ничего не видя пустым мертвым взглядом. И вдруг, легко и беззвучно спящая Зверева спрыгнула с подоконника и с теми же простертыми в пространство руками медленно направилась прямо ко мне. Колючие холодные иглы страха мурашками забегали по моему телу. Липкий пот снова выступил на лбу. Я чувствовала, что сейчас должно было свершиться что-то ужасное роковое, в ожидании чего волосы мои отделились от кожи и зубы застучали дробным звуком во рту. Незабудка шла, шла прямо к моей постели, вся белая, вся точно неживая, как призрак, неподвижная, с простертыми вперед руками, которыми она хватала пустоту. Вот она ближе… Ближе… Бесшумно скользит… к моей кровати… Ко мне… Вот уже стоит подле, в промежутке между моей и Муркиной постелями, вот наклоняется надо мной… Оловянные глаза впиваются, смотрят не мигая, страшным, ничего не видящим взором… Какой ужас!.. Еще немного и ее руки обвивают мою шею цепким холодным кольцом… Оловянные глаза теперь уже находятся на четверть расстояния от моих вытаращенных от страха глаз. Не больше…

Я слышу её шепот, тихий, чуть слышный.

— Я одна… Я виновата… Я подговаривала Римму… Порвать… Она бы не решилась… Я рвала, она смотрела… Меня мучит это… Прости… Прости.

И прежде чем я успела отмахнуться, холодные как лед губы прижались к моей щеке.

Сомнамбула во сне поцеловала меня.

Мои глаза сомкнулись от ужаса, а когда я раскрыла их снова, белой фигуры уже не было надомной. Только легкие шаги слышались в умывальной, потом скрипнула коридорная дверь… Очевидно, припадок лунатизма бедной девочки продолжался и Незабудка пошла «бродить». Вдруг смутное опасение промелькнуло в моей голове.