Бедная Мурка! Как я измучила ее за весь сегодняшний день, помимо собственной воли! Не смотря на все приставания и вопросы девочки по поводу разорванного сочинения, я отвечала молчанием или отделывалась общими фразами, едва ли не затемняющими еще более настоящую суть дела. Бедная, бедная Мурка! Чуть ли не в первый раз за все время нашей дружбы она легла спать, недовольная своей Ло.

Впрочем, недоумевала не только одна Валя. Весь класс, кроме Африканки и Незабудки, которые избегали по-прежнему встречаться со мной, и вели себя необычайно тихо весь остаток дня, весь класс поглядывал на меня недоумевающе и изумленно. Даже далеко нелюбопытная Дина Колынцева и та останавливала на мне подолгу свои красивые серые холодные глаза, настоящие глаза Феи или владетельной принцессы. Мне было как-то странно чувствовать себя под перекрестным огнем этих вопрошающих глаз и я была рада радехонька, когда мы поднялись в дортуар и я могла укрыться от всех этих любопытных глаз в моей жесткой холодной постели.

Но увы, в эту ночь я долго не могла уснуть. Все пережитое за день слишком переполняло все мое существо собой, чтобы дать место благодетельному сну и успокоению. Я лежала с широко раскрытыми глазами, устремленными на мягкие лунные блики, играющие на полу, и на душе моей становилось постепенно все тише, умиротвореннее и спокойнее.

— А все-таки, Ло, тебе удалось сделать доброе дело! Ты не выдала двух злых, враждебных тебе девчонок и великодушием отплатила за причиненное ими зло! — говорил мне внутренний голос и сердце мое наполнялось тихой и сладкой грустью и жалостью и к самой себе и к целому миру и к моей горькой одинокой судьбе.

«Папа, милый, ради тебя все это. Ты спас меня от нехорошего поступка, папа! Ты научил меня быть великодушной, мой дорогой!» — выстукивало мое бедное сердце, а душа разгоралась все сильнее и сильнее от сознания принесенного добра. И опять моя мысль устремлялась к своей излюбленной теме: «ах, если бы мне увидеть тебя хоть на миг, мой папа, если бы почувствовать хоть на секунду твою руку на моей голове, твою милую добрую благословляющую руку» — думалось мне в эти минуты. Господи, как была бы я счастлива тогда.

Постепенно легкая призрачная дрема коснулась меня своей крылатой лаской. Сон легкой кошачьей поступью незаметно подкрался ко мне, мой мозг затуманился, глаза сомкнулись. Я незаметно уснула…

Мой сон был прекрасен как давнишняя несбыточная греза… Я спала и видела во сне моего отца. Он сходил ко мне по воздушной лестнице, протянутой с неба, к нам, в нашу неуютную темную спальню… Лучи месяца освещали его, пока он шел, простирая ко мне руки и улыбаясь мне своей милой задумчивой улыбкой… Вот он ближе, ближе, весь сияющий, светлый, в белом хитоне, какие обыкновенно рисуются на плечах у святых, в белой мантии, пронизанной лунными лучами… Его поступь легка и воздушна… Ему остается еще сойти несколько ступеней и он здесь, со мной… Еще два шага только, мягких, неслышных и призрак моего отца стоит улыбающийся и ясный четко выделяясь на темной шторе окна.

— Папа, мой ангел! — вскрикиваю я, протягивая вперед руки и… Просыпаюсь.

По-прежнему ночь… Тишина… Лунные блики на полу, стенах и кроватях, а там на окне… Великий Боже! Что это делается со мной? Я сплю и грежу, или… Холодный пот выступил у меня на лбу. Волосы приподнялись на голове и слегка зашевелились… Руки и ноги похолодели и сердце забилось, как подстреленная птица в груди…

Прямо передо мной, на широком выступе подоконника, четко рисуясь на темном фоне шторы, вся пронизанная светом месяца стояла белая тонкая фигура… Это не была фигура моего отца… Это была девочка, худенькая, белая, точно серебряная, в одной длинной ночной сорочке… Я не решалась взглянуть в ее лицо.