Меж тем острова добились независимости в лучших традициях жанра: при поддержке с моря от свободных капитанов аборигены просто перерезали бывших хозяев, их суда захватили, ценности растащили, а потом, естественно, через десятые руки, доставили во дворец губернатора полный мешок голов его наместников.

Такого урона репутации Алекс вынести не мог, а потому верфи трудились не над мелкими кораблями, какие обычно возводились на архипелаге. Губернатор решил настроить побольше фрегатов, и соответственно, пользуясь еще держащейся властью, скупал ресурсы со всех производств, до каких только дотянулся.

Понятно, что и работодатели Чакайда понесли серьезные потери. Однако им достался пришвартованный на островах флот, и не было проблем с добровольцами: островитяне с радостью нанимались в команды к морским волкам, столь удачно проявившим себя в этой быстрой и кровавой войне.

— Говорят, флот с материка, обещанный королем мертвых, застрял в водах рыболюдов из-за штормов, — произнес Чакайд, садясь напротив меня. — Сезон бурь начался.

Я поднял глаза на темнокожего аборигена.

— Наши-то капитаны все знают – еще три месяца за пределы архипелага выходить нельзя, — продолжил он. — Море беспокойное, проскочить практически невозможно.

— А капитаны не думали, что стоит о таком сообщать раньше? — не скрывая раздражения, спросил я. — Все же не малые деньги заплачены.

Чакайд хмыкнул и жестом подозвал официантку. Пока она принимала заказ, островитянин не отвечал, весьма достоверно изображая усталого трудягу верфи.

Комбинезон докера, перемазанный в смоле и покрытый стружкой, сидел на нем прекрасно. Не знай я, что это притворство, решил бы, что связной действительно на верфи трудиться. Однако сейчас практически каждый второй на острове пахал на благо губернаторского флота, и выглядел ровно так же, как и Чакайд, что, естественно, позволяло избегать ненужных вопросов. Даже в этом обеденном зале подобный вид был у большинства клиентов. И на первый взгляд их даже различить было нельзя, настолько они похожи один на другого.

— Говорят, тогда никто бы не дал им денег, — произнес он, когда разносчица ушла. — Не переживай, друг, придут твои грузы. Не все, но кто-то доплывет до тихой гавани. Капитаны слов на ветер не бросают – ждут, когда появятся твои торговцы. А как увидят – и теплая встреча, и ремонт им будет, все как договаривались.

Я кивнул, ничуть не успокоенный. Выходит, все знали, что так будет, и решили воспользоваться моими деньгами. И ведь я даже ничего с этим сделать не могу, сам виноват, надо было догадаться, что с погодой может не повезти, но нет, решил, что этот раз все легко соглашаются, что корабли дойдут, то можно спокойно сидеть на заднице и ждать у моря погоды.

Опять расслабился, насовершал ошибок. Черт, да я все заработанные деньги отдал на эту чертову революцию! И ничего себе не взял с ночи кровавых жертвоприношений. Да знал бы я, что застрял здесь еще на два месяца без поддержки, я бы банки клепал без остановки всю неделю, а не трижды в день!

Постукивая костяными пальцами по столешнице, я рассматривал посетителей. Чакайд медленно цедил свой эль, периодически бросая на меня чуть насмешливые взгляды.

Все правильно, Макс. Дал возможность себя обыграть, тебя и обыграли. Никто не умирает девственником – жизнь имеет всех.

Повернувшись к островитянину, я несколько секунд смотрел в его смеющиеся глаза, а потом, не говоря ни слова, поднялся и покинул гостиницу.

Раз мне еще два месяца тут торчать, пора сменить жесткую кровать на мягкие перины. А робкий поток золота с продажи лута из шахты – на систему налогообложения.

День был в самом разгаре, солнце палило нещадно, воздух плавился. Истосковавшиеся по прохладе жители столицы спешили укрыться в тени домов и выпить кружечку-другую прохладного эля.