— Дорога заблокирована, сэр! — крикнул водитель танка Каулу по внутренней связи. Прорываясь по Южному шоссе сквозь обломки внешних трущоб, все еще под обстрелом, колонна Каула добралась до хвоста очереди беженцев, тянущейся от Сондарских врат.

Каул высунулся из башни, глядя вперед, в море толкающихся людей.

Западнее падали снаряды, освещая ночь.

Каул спустился в танк и сказал:

— Поезжай прямо.

Водитель воззрился на него в изумлении.

— Но, комиссар…

— Ты оспариваешь прямой приказ? — рявкнул Каул.

— Нет, сэр, комиссар, сэр, но…

Каул прострелил ему горло и вытащил подергивающееся тело с водительского места.

Он уселся в перемазанное кровью железное кресло и отправил сообщение по внутренней связи: «Бронетанковая колонна. За мной».

«Просто трущобные крысы… бесполезные», — решил он, направив танк на толпу, давя все и вся на пути к далеким вратам улья Вервун.

Глава третья

ПОЛНОЧНОЕ СОЛНЦЕ

После этого любая битва будет легкой, победа — простой, слава — пустой.

Бомбардировки продолжались днем и ночью еще две с половиной недели. К двенадцатому дню день и ночь были едва различимы из-за тумана-дымки, повисшего над ульем Вервун. Щит оставался несокрушимым, но южные внешние трущобы и предприятия обратились в выжженную пустошь площадью пятьдесят километров. Некоторые снаряды прицельно били с перелетом Щита, катастрофически повредив незащищенные северные районы и значительную часть Хасских доков.

Днем шестого дня маршал Эдрик Кроу, назначенный Легислатурой преемник Гнайда, распорядился закрыть Южные врата в улей. Новый маршал, брат лорда Кроу из одноименного благородного дома, долго служил старшим полковником в Вервунском Главном, и его назначение поддержали семь из девяти благородных домов. Благородный дом Анко — выдвигавший собственного кандидата, Хескита Анко, — голосовал против. Благородный дом Часс воздержался.

Маршал Кроу был бледным светловолосым гигантом, сильно за два метра ростом. Его свирепые черные глаза и тяжелый взгляд были предметом казарменных легенд, но сам он был спокойным, тихим человеком, справедливым и воодушевляющим лидером, за что и был любим людьми. Перевес голосов благородных домов отражал их уверенность в нем — и то, что они рассчитывали, что он будет отвечать за свои действия при любых обстоятельствах. Хескит Анко, оплывшее смуглое животное, понимавший войну скорее с позиций политики, чем тактики, был назначен старшим штабным офицером у Кроу, чтобы дом Анко унялся. Эти двое не ладили, и их гневная ругань в Штабе домов вскоре стала притчей во языцех.

Решение Кроу закрыть врата — а на тот момент все еще оставалось с полмиллиона беженцев, тянущихся в южные районы в поисках прибежища через Хасский западный, Сондарские врата и врата Кроу, — удивило дома и всю Легислатуру. Многие сочли, что Кроу уступил постоянному давлению Анко. Дом Часс, дом Родъин и семь ординарных домов выдвинули вотум порицания, негодуя по поводу жестокости таких действий. Полмиллиона, обреченные на смерть у запертых ворот. «Это вызов человечности», — заявил лорд Родъин в зале Легислатуры.

На самом же деле на решение Кроу гораздо больше повлиял совет комиссара Каула, который вернулся с фронта на второй день вместе с клочьями уцелевшей танковой дивизии. Несмотря на потери, которые понесли силы Виголайна, многие чествовали Каула как героя. Он единолично развернул более тридцати машин и экипажей и вернул их домой, также доставив ценнейшие сведения о враге. Информационные экраны вовсю превозносили его героизм и преданность. Его имя звучало в лагерях беженцев, во всех скоплениях рабочих и горожан.