— Вперед! Пошли! — приказал Гол, сопроводив свои слова энергичной жестикуляцией для глухих. Из его девяти человек шестеро были лишены слуха. Он бросил прощальный взгляд на тело Видора и кивнул в знак уважения. Ему нравился Видор. Жаль, что отважному автокузнецу не дали шанса сразиться. Затем он вывел свой отряд из коридора.
Они вышли из магазина, вернулись кружным путем по боковому проходу к выжженной капелле Экклезиархии. Тела братьев Министорума лежали повсюду, и над ними роились мухи. Они не покинули свое святилище, даже когда начался обстрел.
Халлер прошел к алтарю, выровнял слегка покосившегося имперского орла и почтительно опустился на колени. По лицу потекли слезы, но он все же догадался выразить свои муки и молитву к Императору знаками, а не вслух. Гол заметил это и был тронут двойной верностью солдата — Императору и их безопасности.
Гол привел свой отряд в часовню, распределил ополченцев прикрывать входы и искать возможные пути для побега.
Земля затряслась, когда танк смял магазин, в котором они устроили свои ловушки.
Под прикрытием взрывов он осмелился говорить, одновременно показывая знаками.
— Давайте найдем, кого убить, — сказал он.
— Группа, шестеро, движется с запада, — прошипела швея Банда, готовя лазган и выглядывая в полуразбитое окно.
— Строимся «буром», как и прежде, — сигнализировал Гол Коли. — Строимся за мной. Устроим-ка еще одну западню.
Лорд Хеймлик Часс отослал сервиторов и телохранителей. Глава охраны, Рудрек, по инструкции носящий оружие зачехленным, пытался отказаться, но Часс был не в настроении спорить.
Один в прохладной, сумрачной капелле дома Часс, в верхних уровнях Главного хребта, лорд усердно молился душе бессмертного Императора. Призраки его предков высились вокруг него, увековеченные в статуях. Хеймлик Часс верил в призраков.
Они говорили с ним.
Геноключом, хранившимся в его семье многие поколения, он открыл шкатулку у верхнего алтаря между стазисными криптами семьи. Он поднял обитую бархатом крышку, слыша стон древних магнитных полей, и вытащил Амулет Иеронимо.
— Что ты делаешь, отец? — спросила Мерити Часс. Голос дочери испугал его, и он едва не уронил драгоценную вещь.
— Мерити! Тебе здесь не место! — пробормотал он.
— Что ты делаешь? — снова спросила она, проходя вперед под сень горящих канделябров капеллы, сопровождаемая шелестом зеленого бархатного платья.
— Это не… — Ее голос сорвался. Она не могла вымолвить ни слова.
— Да. Отданный нашему дому самим Великим Иеронимо.
— Ты же не собираешься им воспользоваться! Отец!
Он уставился в ее исполненное боли прекрасное лицо.
— Уходи, дочь моя. Это не для твоих глаз.
— Нет! — крикнула она. Она так напоминала ему свою мать, когда вот так злилась. — Я взрослая, я наследник, пусть даже наследница. Скажи мне, что ты делаешь!
Часс вздохнул и ощутил вес амулета в своей руке.
— То, что должен, на благо улья. Была причина, по которой старина Иеронимо завещал это моему отцу. Сальвадор Сондар — маньяк. Он погубит всех нас.
— Ты вырастил меня в уважении к высшему дому, отец, — сказала она, и легкая улыбка на миг озарила хмурое лицо. Это снова была ее мать, подумал Хеймлик.
— Это похоже на измену, — прошептала его дочь.
Он кивнул и поник головой.
— Я знаю, на что это похоже. Но выбора нет. Иеронимо всегда предсказывал этот момент.
Он обнял ее. Спиной она ощутила тяжесть амулета, зажатого в его руках.
— Ты должен делать то, что должен, отец, — сказала Мерити. |