И только один серьезный пробел: нет «Метафизики пола» Розанова.
Там же я нашел обрывок оберточной бумаги, на котором почерком Стаси было написано (несомненно, цитата) следующее: «Этот оригинальный мыслитель
Н. Федоров, из русских русский, открыл собственную модель анархизма, враждебную к государству».
Покажи я выписку Кронскому, он тут же побежит в психушку и предъявит бумагу как доказательство. Доказательство – чего? Того, что Стася пребывает
в здравом уме.
Когда это было? Вчера? Да, вчера, около четырех утра, когда я шел встречать Мону к станции метро. Как вы думаете, кого я приметил тогда? Кто
лениво брел по занесенным снегом улицам? Мона и ее друг борец Джим Дрисколл. Глядя на них, можно было подумать, что они собирают фиалки на
залитой солнцем опушке. Их не тревожили снег со льдом и свирепый ветер с реки, они не боялись ни Божьего, ни людского суда. Просто шли себе,
смеялись, болтали, что то напевали. Свободные – как птицы.
Прислушайся к пению жаворонка у врат рая!
Какое то время я шел за ними, их беспечность почти передалась мне. Машинально я свернул налево, туда, где жил Осецкий. Уточняю – в меблированных
комнатах. У него, как всегда, горел свет, до меня доносились звуки пианолы – morceaux choisis de Дохнаньи.
«Привет вам, сладкозвучные блошки», – подумал я, проходя мимо. В стороне Гованус Кэнел струился туман. Должно быть, подтаивал лед.
Вернувшись домой, я застал ее перед зеркалом – она наносила на лицо крем.
– Ну, и где же ты был? – В ее голосе звучал чуть ли не упрек.
– А ты давно дома? – задал я встречный вопрос.
– Тыщу лет.
– Странно. Я бы поклялся, что видел тебя всего лишь минут двадцать назад. Может, мне приснилось. Забавно, но в этом сне вы с Джимом Дрисколлом
шли по улице, держась за руки…
– Вэл, ты не болен?
– Нет, скорее уж пьян. Грежу наяву.
Она положила прохладную руку на мой лоб, послушала пульс. Ничего настораживающего. Это окончательно сбило ее с толку. Ну зачем я выдумываю все
эти истории? Только для того, чтобы ее мучить? Неужели нам и без того мало хлопот – особенно сейчас, когда Стася лежит в лечебнице и просрочена
квартплата? Надо мне быть поделикатнее.
Я показываю на будильник. Шесть часов.
– Знаю, – говорит она.
– Выходит, не тебя я видел несколько минут назад?
Она смотрит на меня с жалостью, как на сумасшедшего.
– Не бери в голову, дорогая, – небрежно бросаю я. – Видишь ли, я всю ночь пил шампанское. Теперь мне ясно, что видел я не тебя, а твое
астральное тело. – Пауза. – Главное, у Стаси все хорошо. Я долго беседовал с ее лечащим врачом…
– Ты?…
– За неимением лучшей перспективы решил проведать Стасю, отнес ей русскую шарлотку.
– Ложись ка спать, Вэл, у тебя очень усталый вид. – Пауза. – Если тебе интересно, почему я так поздно вернулась, могу сказать. Я только что от
Стаси. Провела с ней три часа. – Она захихикала – а может, правильнее сказать, загоготала. – Завтра все тебе расскажу. Это долгая история.
К ее неподдельному изумлению, я ответил:
– Не стоит трудиться. Мне и так уже все известно.
Погасив свет, мы забрались в постель. Я слышал, как она тихонько посмеивается.
Вместо пожелания доброй ночи я шепнул:
– Берта Филигри с озера Титикака.
* * *
Часто, закрыв томик Шпенглера или Эли Фора, я прямо в одежде валился на кровать, но вместо того, чтобы предаться размышлениям о древних
культурах, начинал блуждать в лабиринте лжи и фантазий, мучительно отделяя правду от вымысла. |