Изменить размер шрифта - +
Схоронив три года тому назад своего грозного отца, он не расширял своей торговли, а купил более двух тысяч десятин земли у камергерши Меревой, взял в долгосрочное арендное содержание три большие помещичьи имения и всей душой пристрастился к сельскому хозяйству. Лука Никонович был женат, по приказанию родительскому, на богатой девушке, которой он не любил и с которою в жизни не нашел никакого утешения; но сестру свою, Ульяну Никоновну, он выдал замуж за мирового посредника Звягина по взаимной склонности и жил с зятем в большой дружбе, любил сестру, разделился с нею по-братски, крестил ее детей и заботился поокруглить и расширить небольшой наследственный зятнин участок.

 

– Ты послужи обществу, а это я за тебя устрою, – говорил он зятю.

 

У широкого перелога Лука Никонович взял налево и, проехав несколько шагов, остановился.

 

В стороне от дорожки, в густой траве, сидела молодая женщина с весьма красивым, открытым русским лицом. Она закручивала стебельки цикория и давала их двухлетнему ребенку, которого держала у себя на коленях. Возле нее сидела девочка лет восьми или девяти и лениво дергала за дышельце тростниковую детскую тележку.

 

– Здравствуй, дворянка! – крикнул Лука Никонович, осадив вожжами свою лошадь.

 

– Брат, здравствуй! – радостно ответила молодая женщина и, подойдя к дрожкам, поцеловала его в губы.

 

– Что твой милый барин – дома?

 

– Дома, вчера приехал и завтра опять собирается. Господи, что это за служба такая: почти не видимся.

 

– Лучше, не скоро друг другу наскучите. – Садитесь-ка, я довезу тебя.

 

Ульяна Никоновна прыгнула к брату на бегунцы, взяла у девочки ребенка, и они поехали.

 

– Нельзя, матушка: надо служить обществу, – говорил ей, едучи, Лука Никонович. – Отпираться от такой службы стыд зазрит.

 

У подъезда низенького, крытого соломой дома их встретил молодой человек с симпатичною наружностью.

 

– Здравствуйте, господин Звягин! – приветствовал его Лука Никонович.

 

– Газет привез?

 

– Привез, брат, тебе и газет и новостей со всех волостей.

 

Хозяйка и гость сели у крылечка.

 

– Командирша наша тебе кланяется.

 

– Мерева приехала?

 

– Приехала, брат.

 

– Всех там видела? – с легкой гримасой спросил Звягин.

 

– Всех: и князей, и королей, и министров: всех, говорит, видела. Году, говорит, не пройдет, крестьяне опять наши будут.

 

– Не будут ли еще их брату денег раздавать за убытки?

 

– Нет, этого, должно, не надеется: денег у меня опять просила. «Ты, говорит, Лука Никонович, мужикам даешь, а мне дать не хочешь». – «Мужики, говорю, ваше превосходительство, деньгу в дело обращают, а вам на что она?» – «Видишь, говорит, я внучку снаряжаю». – «Ну, говорю, это, сударыня, кабы за ровню, точно что помочь надо; а такой, говорю, почтенный жених этакую невесту и без всего должен взять да на ручках носить и пыль обдувать».

 

– Уж и правда! – вмешалась Ульяна Никоновна.

 

– И все тут?

 

– К Александру Тихонычу дочка вчерашнего числа приехала из Петербурга. С мужем, говорят, совсем решилась: просит отца в монастыре келейку ей поставить и там будет жить белицей.

Быстрый переход