Чувством юмора, как оказалось, репортер обладал не в достаточной степени, поднял шум, и у Потемкина были легкие неприятности в форме прочитанной ему в управлении Звездного Флота получасовой лекции о роли и значении средств массовой информации в современном обществе.
– И коли уж вы женщина информированная, – сказал Кедрин, – то, несомненно, знаете, что никакого центра подготовки испытателей у нас нет. А заводить его даже ради вас, – он галантно поклонился, прижав к груди ладонь в старых шрамах, – было бы чересчур накладно. Честь имею.
Он поклонился и вышел, чуточку шаркая ногами – профессиональная походка релятивистов, годами вынужденных ходить в тяжеленных ботинках с магнитными подошвами. За двадцать с лишним лет Кедрин от нее, разумеется, отвык, но она снова возникала в моменты его тягостной задумчивости.
– Пойдемте? – сказала Марина.
– Куда? – не сразу сообразил Панарин.
– В ваш кабинет, помогу вам освоиться – все-таки женская рука. Ну, не нужно таких взглядов – сквозь землю я все равно не провалюсь, придется вам меня потерпеть. Кстати, давай перейдем на «ты». Меньше официальности, да и тебе будет приятнее. Идет?
– Идет, – сказал Панарин.
Неожиданно доставшийся ему кабинет не был ни особенно большим, ни особенно шикарным – условия Эвридики этого не требовали, летучки и совещания проводились в зале, расположенном тут же, за стеной. Да и проводить здесь Панарину предстояло не более трех часов в сутки, исключая дежурства по поселку и экспериментальные полеты, во время которых ему теперь предстояло безотлучно быть здесь. Заместитель по летной части полигона Проекта – совсем не то, что его коллеги на больших космодромах и в управлениях. Работы раз в двадцать меньше, но в силу какого-то из пунктов устава должность эта введена и на полигонах.
Комната примерно пять на пять с одним окном, Т-образный стол, несколько стульев, селекторы и прочие административные причиндалы. Стеллаж с необходимыми документами. Портреты Гагарина и других знаменитых космонавтов прошлого – тех, кто впервые вышел за пределы Системы, впервые совершил гиперполет. Из предметов роскоши имелись ваза с невянущими здешними бессмертниками, красивыми бело-сиреневыми цветами и почти метровой длины модель фрегата в стеклянном ящике – медные пушечки выглядывали из портов, поблескивали шкивы величиною с ноготь. Модель осталась от самого первого хозяина кабинета, Винаблза, погибшего на испытаниях четыре года назад. Он ее сделал сам – такое у него было хобби, и готовые модели он обычно раздаривал без сожаления, а эту попросту не успел.
«Глупо как, – подумал Панарин. – Погибших испытателей, в общем, быстро забывают, и только хозяева полутора десятков моделей чаще других вспоминают, что да, был такой парень, летал где-то далеко и делал замечательные кораблики…»
Он постоял на пороге дольше необходимого – это был его первый кабинет. Он слышал от Кедрина, что во времена молодости адмирала попасть из пилотского кресла в кабинетное считалось несчастьем, но времена сейчас были другие – три четверти «кабинетников» совлекали кресла обоих видов.
Это был первый кабинет в жизни Панарина, впервые ему предстояло руководить не только экипажем корабля. Он порылся в своих мыслях и ощущениях – и ничего особенного не обнаружил.
Проверил ящики стола – там не осталось ничего от Каретникова, только деловые бумаги, кабинет на короткое время стал безликим, ничьим, но теперь это кончилось.
Панарин поднял голову – синий глазок камеры был направлен на него.
– Снимала?
– С твоего первого шага. Неплохой сюжет – пилот, только что шагнувший на первую ступеньку административной лестницы. |