И конечно, Рапунцель ревет. Когда она вообще не ревет? Володя в норме, да, сотряс, гематома, несколько швов, но он все такой же терминатор, только лежа. А еще вокруг него медсестричка молодая все крутится, думаю, ему точно не скучно тут. Так что поводов для слез нет на самом деле, но это же Даша, для нее и счастье повод. Я привык эмоции скрывать, а рыжая, наоборот, всегда все демонстрирует, точно книга открытая. Смеется, плачет, пугается, стонет, грустит, думает много, стесняется. Все показывает, благодаря чему ее понять очень легко. Сразу видно, чего хочет и что чувствует.

Увожу ее от Владимира минут через десять, потому что у него процедуры, а слишком благодарная Даша тормозит все больничные процессы. Заходим в нужный кабинет по моему направлению, мне выписывают новые лекарства, напоминают о перевязках, осматривают рану, перевязывают снова и отправляют домой, предварительно дав какой-то убойный обезбол. Честно, терпеть уже сил нет, на стену лезть охота, хотя очень стараюсь и сам не думать о том, что болит, и окружающим не показывать. Но рука ноет без перерыва, пальцы немеют. Вену мне подшили, мышцу, кожу, но пока срастется весь этот пиздец, придется глотать таблетки.

– Ну что там, все в порядке? – спрашивает Дашка, как только выхожу из кабинета. Переживает. Вижу, что хочет херню ляпнуть, что она во всем виновата, как Володе десять минут назад затирала.

– Жить буду, только на перевязки кататься придется. Домой?

– Да! – Она кивает довольная. – Сначала к тебе за Вольтом, потом я к себе пойду. Вечером Сашка приедет, хочу пиццу приготовить.

Мы всю дорогу до дома разговариваем обо всем на свете, и эта поездка разительно отличается от той, когда мы ехали из спорткомплекса буквально пару часов назад. Эта мне нравится больше. Даша смеется, рассказывает дурацкие случаи из жизни, спрашивает многое обо мне, говорит, что я мало о себе говорю. А что говорить? Леха я, нападающий хоккейной команды «Феникс», хватит этого.

Правда, рыжая каким-то неизвестным мне образом буквально заставляет меня рассказать пару историй из жизни. Не знаю, психологию она изучала или гипнозом владеет, но я понимаю, что на полном серьезе рассказываю Даше, как в шестом классе влюбился в свою учительницу, когда мы уже паркуемся у подъезда.

– А мне нравился наш физрук, – поддерживает разговор рыжая, – а потом оказалось, что он не согласен ставить зачет за красивые глазки, и мое девятилетнее сердце было разбито. Вольт, солнышко! – Даша присаживается к нему, как только заходим в квартиру. Собираю его шмотки, которые рыжая мне вручила вместе с псом, а сам думаю, что не хочу отдавать. Не то чтобы я хотел забрать себе собаку, наглым образом отобрав ее у хозяйки. Я бы лучше их обоих сюда перевез. Меня бесит тишина в квартире, я поэтому аудиокниги на ночь слушаю, а сейчас еще и тренировок не будет, вообще крыша поедет.

– Я все собрал, – говорю я, входя в прихожую, и неожиданно зависаю, потому что останавливаюсь точно перед стоящей на коленях Дашей. Видимо, она в такой позе просто сидела игралась с Вольтом, но бля-я-я… Кровь сразу ко всем местам приливает, мне очень хочется поправить член в штанах, но это будет слишком пошло: он на уровне лица Даши.

Надо бы отойти. Но отойти ни хера не получается, и рыжая на месте стоит, глядя на меня снизу молча, – добивает, ведьма. Видит же, что творит со мной.

Даша облизывает губы. И в этот момент мы смотрим друг другу в глаза. Вольт уже куда-то смылся по своим собачьим делам, а мы так и стоим в этой чертовой прихожей. Я буквально кожей чувствую, как между нами искры летают.

Это снова происходит. Она по щелчку пальцев меняется, и я такой же. Крышу сносит от картины, хотя Рапунцель все в той же позе просто сидит. Ничего не делает. Но провоцирует одним взглядом.

И я, уже не выдержав, все-таки поправляю член в штанах, пытаясь хоть немного снять напряжение.