Ее бывший муж, отец Тамар, был уверен, что весь мир существует для его собственного удобства. Красавец, умница, обаяния море – его обожали все, начиная от знакомых девчонок и заканчивая преподавателями в университете. Полина страшно гордилась, что он выбрал именно ее. Ну да, как в «Белом солнце пустыни»: «Господин назначил меня любимой женой!» Правда, при ближайшем рассмотрении жизнь с «господином» оказалась совсем не такой радужной, как виделось в мечтах. Он приходил и уходил, когда вздумается, даже не удосуживаясь предупредить. Волнуется? Что за чушь! У нее «должность» такая – трепетно ждать, когда «господин» изволит появиться на пороге. Ну и ужин горячим держать к его явлению – это уж само собой. Он не признавал полуфабрикатов, сегодня ему хотелось кулебяки, завтра карпа в сметане, послезавтра – «простенькой» жареной курочки, хорошо хоть не утки по-пекински. Вы пробовали когда-нибудь сохранить горячей жареную курочку? Фу, опять разогревала, – недовольно кривился «господин». Так же, как кривился, когда рубашка оказывалась выглажена недостаточно, по его мнению, идеально. Да и ласками супружескими он свою «любимую жену» одаривал не сказать чтобы часто. Так, под настроение.

Поначалу Полина изо всех сил старалась «соответствовать»: чистила, готовила и ждала, ждала, ждала. Потом как-то надоело. Как говорила одна ее приятельница, «жданка сломалась». И когда «господину» зачем-то приспичило развестись, она не только не возражала – наоборот, вздохнула с облегчением. Быть матерью-одиночкой куда легче, чем подстраиваться под чужие капризы. А когда переехали в Израиль, и вовсе хорошо стало.

А потом появился Роберт… Худой, некрасивый, с громадными «хирургическими» руками, старше ее почти на пятнадцать лет… Счастье мое…

Рядом с ним Полина впервые в жизни почувствовала себя не «любимой женой», не приложением к «господину», а просто женщиной. Желанной, любимой, требующей постоянной заботы. Хотя «требующей» – это только так говорится. Конечно, Полина ничего не требовала. Но Роберт заботился о ней так, словно это было главным делом в его жизни. Шутил: «У мужчин плечи шире, значит, им и тащить больше». Угадывал желания так, как будто ее мысли и чувства были для него открытой книгой. И не просто открытой – самой увлекательной книгой.

А два дня назад поставил перед фактом: «Хватит жить на два дома. Развод – дело долгое, пусть себе тянется. А я бы к тебе переехал уже. Если не возражаешь».

Еще бы она возражала!

Лене она об этом говорить не стала – боялась сглазить. Мало ли, как оно обернется. Ох, как это все не вовремя! Впрочем, разве такие вещи бывают вовремя?

Полина боялась разговора с Робертом. Но его реакция оказалась неожиданно «практической»:

– Черт! Как же это лучше сделать-то? – нахмурился он. – Я-то хотел к вам сразу переехать, может быть, даже сегодня. Но, если твоя Лена в больницу сейчас ложится, наверное, лучше дать девочке время освоиться? Или наоборот? Чтобы сразу привыкала. Как ты думаешь?

– Ох, Роберт! – Полина ткнулась в его плечо и заплакала с таким облегчением, как будто долго-долго шла по пустыне, по камням, сбивая ноги, облизывая безнадежно пересохшие губы шершавым от жажды языком… И вдруг – оазис, прохладный блеск воды, густая тень под пышной листвой, чьи-то заботливые руки, снимающие с натертых до крови плеч непосильный мешок…

– Ну, весь халат промочила, – он нежно прижал ее к себе, гладя по голове. – Не плачь, все наладится. Сейчас схожу с тобой к юристам, все объясню. На, у тебя небось опять платка нет? – он бережно вытер ее мокрые щеки.