У меня не осталось ни одного близкого человека, кто мог бы обо мне позаботиться.
— Только Бог-Император.
Она кивнула:
— Вскоре я это поняла. Он был единственным, что осталось неизменным в моей жизни. Единственным, кто не осуждал… И не покидал. Я услышала рассказы об Имперском культе… И потом нашла близких мне по духу людей.
Голова Синоп качнулась.
— Да, так часто бывает. Подобное притягивается подобным, и это происходит по всей Галактике. Здесь, на Дагонете, многие не верят так, как верим мы — Капра, например, и большая часть его людей, но перед нами стоят общие цели. Но все-таки нас очень много, дитя мое. Ты найдешь нас под разными именами и в разных организациях. Он ведет нас к величию и рассеивает туман всех ошибочных суеверий и фальшивых богов. Бог-Император прокладывает нам путь к единственной истине. Его истине.
— И все же нам приходится скрывать истину.
Пожилая аристократка вздохнула:
— Да, пока приходится. Временами вера может быть очень сильной, но в то же время она хрупкая и слабая. Это нежный цветок, о котором приходится заботиться и беречь, ожидая того дня, когда он расцветет во всей своей красе. — Она положила ладонь на руку Дженникер. — И этот день придет.
— Но не очень скоро.
Рука Синоп упала, и на некоторое время воцарилось молчание.
— Дитя мое, что ты хочешь мне рассказать?
Соалм обернулась и, прищурив глаза, посмотрела на нее.
— Что вы имеете в виду?
— Я это умела еще до того, как ты родилась, — сказала женщина. — Поверь, я знаю, когда кто-то пытается что-нибудь скрыть. Тебя что-то пугает, но это не революция, бушующая на планете.
— Да. — Слова полились сами собой. — Я боюсь. Я боюсь, что своим приходом в этот мир мы можем все это уничтожить.
Она обвела рукой окружающие горы.
На губах леди Синоп мелькнула улыбка.
— Ах, моя дорогая. Неужели ты не понимаешь? Вы принесли на Дагонет надежду. А это драгоценный дар. И более хрупкий, чем вера.
— Нет. Я ничего не сделала. Я всего лишь… посланец.
В этот момент Соалм хотелось рассказать ей правду. Раскрыть истинный масштаб планов карательного отряда, объяснить причины, заставляющие их помогать Капре и его бойцам за свободу, и поведать свои самые глубокие и мрачные опасения: участвуя в этом деле, она ничем не отличается от своего озлобленного и бесчувственного брата.
Но она не смогла. В голове остались только холодная отповедь Эристида и его равнодушные выкладки. Неужели жизнь всех этих людей ничто по сравнению с уничтожением Воителя — живого воплощения величайшей угрозы Империуму Человечества?
Синоп подошла ближе.
— Тогда послушай, чего боюсь я, — старая женщина не скрывала печали, — и ты поймешь, почему так важна эта борьба. На просторах Вселенной буйствуют силы зла, моя дорогая.
— Воитель…
— Хорус Луперкаль — всего лишь действующая сила этой неудержимой анархии. Об этом свидетельствуют события, происходящие на каждой планете, куда падает тень амбиций Воителя. В глубоком мраке среди звезд зреет холодная ярость.
Негромкая спокойная речь женщины увлекла Соалм, и она слушала, не проронив ни слова.
— Ты и я, все человечество, и даже Бог-Император, — продолжала Синоп, — все мы испытываем на себе действие сил разрушения. И если наш повелитель — настоящий бог, мы должны сознавать, что Он противопоставит ему нечто недосягаемое нашему пониманию… Но страшнее всего то, что произойдет, если мы позволим этой ненависти одержать победу над великим Империумом. Во Вселенной воцарятся беспорядок и разгром, огонь…
— И хаос, — сказала Дженникер. |