Они плавали больше часа, иногда просто отдаваясь на волю течения. Один раз Эйдан неожиданно нырнул и увлек Еву под воду. Она вынырнула, отфыркиваясь, и, полная желания отомстить, начала бить ладонями по воде, так что брызги полетели ему в глаза. Они смеялись беззаботно, как дети. А потом он поймал ее и прижал ее руки к телу, чтобы она не могла пошевелиться. Стряхнув воду с ее лица, он поцеловал ее.

– Нам пора выйти на берег и обсушиться, пока наша кожа не покрылась мурашками навсегда, – сказал он. – И не пора ли нам заняться любовью, если ты не против?

Вот и наступила эта минута. Но конечно, она знала об этом с самого начала, и только одно смущало ее: завтра ее боль при расставании будет невыносимой. Но было уже поздно.

– Нет, я хочу этого, – сказала она.

Эйдан вздохнул и еще раз поцеловал ее, поднял на руки и вынес из воды на берег.

– Бр-р! – Ева побежала за полотенцами. Он пошел за ней.

Оп никогда не знал любви. Он был близок со многими женщинами, это была потребность, но не любовь. Кое-кто из них ему даже нравился. Но любви не было.

Ему стало страшно.

Эйдан никогда никому не отдавал всего себя. Никогда. По крайней мере с тех пор, как стал взрослым. Или, пожалуй, с того времени, когда ему было восемнадцать и он пришел к Вулфу, жаждущий деятельности и исполненный братской любви. Он хотел поделиться с братом своими идеями относительно Линдсей-Холла и всех других земель герцога и предложить себя для их осуществления. С тех пор он выполнял свой долг: неизменно скрупулезно, с честью – и с равнодушием. С тех пор как он стал офицером, все эти двенадцать лет, он не отдавался целиком ни одному делу.

Ему было страшно.

А что, если он предложит Еве бескорыстный дар: всего себя и свою любовь? Не смутит ли ее это, а может, даже причинит страдания? Ведь любовь не предусмотрена заключенной ими сделкой. Как и многое другое, случившееся после их свадьбы. Днем, перед тем как поспешно его покинуть, Ева посмотрела со слезами на глазах. Эйдан прекрасно помнил свои слова, сказанные перед ее уходом.

«Все равно меня здесь не будет».

Эти слова ее расстроили.

Он опустился рядом с Евой на плед, обнял и прижал к себе. После купания им было холодно, но она ответила ему горячим поцелуем. От соприкосновения их тела мгновенно охватило жаром. Он понял, что и Ева страстно хочет его и что любовные ласки сейчас излишни.

– Ева! – прошептал он, стараясь упираться руками о землю, чтобы не придавить ее.

– Иди ко мне, – тоже шепотом сказала она. – Иди ко мне, Эйдан! Скорее!

Он с благодарностью подчинился ей. Ее горячее, пылающее страстью тело почти лишало его самообладания.

– Не спеши, – шептал он. – Давай подождем немного. Пусть это будет любовь. Расслабься, если можешь.

Они лежали в густой тени деревьев, и хотя его глаза привыкли к темноте, он не мог видеть ее лица: оно было слишком близко от его глаз. Но Эйдан почувствовал, что она поняла его и затихла.

Не теряя самообладания, он вкладывал в ласки всю свою нежность, отдавал ей всего себя. Прислушиваясь к глубокому мощному всепоглощающему чувству, которое загдушало обычную физиологическую потребность, он сознавал, что может доставить ей наслаждение и удовлетворение.

Он отдавал Еве свою любовь. Он впитывал ощущение ее шелковистой кожи, запах ее волос, все ее существо, ее жаждавшее его тело, ее дыхание и тихие стоны, доносившиеся из глубины ее груди. Он не видел ее лица, но это была Ева, его сердце, его душа и его любовь.

Он очень хорошо сознавал, что в эту минуту он отдает ей все – свою честь, чувства, самого себя.