На большом деревянном столе посреди комнаты лежал труп с тощими руками и ногами. Грудная клетка трупа была небрежно разворочена, живот распорот.

Возле стола стоял сухонький старичок в густо забрызганном кровью кожаном фартуке. В правой руке он держал окровавленный топор, а в левой — огромные очки в толстой медной оправе.

— А где тело? — нетерпеливо спросил старичок.

— Гиппократ Поликарпыч, мы по другому вопросу, — мягко ответил старичку Сытин.

Старичок нацепил очки на острый воробьиный нос. Покрасневшие глаза за толстыми стёклами растерянно заморгали.

— А-а-а, Вася! — радостно воскликнул он. — Проходи-проходи! Я сейчас!

Старичок небрежно швырнул топор к поленьям, лежавшим возле кирпичной печи, и стал мыть окровавленные руки в большой деревянной бадье.

— Приоткрыл бы окно, Гиппократ Поликарпыч! — сказал Сытин. — Душно у тебя.

— А, да! Ну, открой сам, Вася! Только марлю не сбей — мухи налетят.

Сытин пододвинул тяжёлую лавку, влез на неё и приоткрыл створку окна. Оттуда потянуло свежим воздухом.

Фух!

— Любопытнейший случай мне попался, Вася! — оглядываясь на Сытина, с энтузиазмом сказал старичок. — И как раз по твоей части!

Сытин сразу подобрался, как боевой конь при звуках трубы.

— Что такое? — спросил он старичка.

— Отравила одна женщина мужа. Ну, и сама страже сдалась — чтобы без хлопот. Спрашивают её — за что мужа убила. А она отвечает — мол, бессердечный стал, семью бросил, по кабакам пьёт, с девками гуляет.

Старичок замолчал и стал вытирать руки большим холщовым полотенцем.

— Ну, и что? — нетерпеливо спросил Сытин, слезая с лавки.

— А то, что мужа её ко мне привезли. Чтобы я подтвердил факт отравления. Я его вскрыл — а сердца, и вправду, нет! Вот, сам полюбуйся!

Сытин подошёл к столу и внимательно уставился на труп.

— Иди сюда, Немой! — позвал он меня. — Гляди!

Я нехотя подошёл к столу.

В распахнутой настежь грудной клетке на месте сердца был гладкий кожистый мешок, величиной с кулак. Формой он напоминал яйцо буро-кровяного цвета. К нему со всех сторон тянулись толстые, с палец, сосуды. Они так естественно вросли в яйцо, словно оно и должно было здесь находиться.

— Где-то я о таком слышал, — задумчиво потирая подбородок, сказал Сытин. — Покопаюсь в библиотеке. Спасибо, Гиппократ Поликарпыч, озадачил ты меня!

— Обращайся, Вася! А ты зачем пришёл-то?

— А, да! Молодого сотрудника привёл, — ехидно сказал Сытин. — Проверь, Гиппократ Поликарпыч, не пострадал ли парень на работе.

— А чем работал? — поинтересовался доктор.

— Хером, Гиппократ Поликарпыч, хером!

— Это дело серьёзное! — согласился Гиппократ. — Сейчас мы у него соскоб возьмём аккуратненько. Дай только стерильный одноразовый зонд сделаю.

Он взял топор и обтёр его лезвие о фартук. Затем выбрал из кучи дров длинное прямое полено. Поставил полено на толстый изрубленный чурбан, прицелился и отколол здоровенную лучину. После чего выудил из кармана штанов огромный пучок ваты и принялся им эту самую лучину обматывать.

Я попятился к двери. Хер я вам дамся, живодёры! Не на того напали!

— Да ты не бойся, Немой! Гиппократ Поликарпыч своё дело знает, — ласково сказал Сытин.

Таким фальшивым голосом только котов успокаивать перед кастрацией.

Я показал Сытину кулак и хотел уже выскочить из этой живодёрни на улицу. Но вдруг увидел, что в груди лежавшего на столе трупа что-то шевельнулось.

Я отчаянно замычал, показывая рукой на труп.

— Брось, Немой, не хитри! — покачал головой Сытин.