Само собой, мой отчаянный порыв перемешать социальные слои ложкой самоуправства бесследно не прошёл. И если среди средних и низших слоёвя обрел ещё больше популярности, то многие аристократы заимели на меня зуб. Особенно после того, как земельные владения, отчужденные у семьи того самого друга Владимира, что осмелился поднять на меня руку, я пожаловал вместе с графским титулом и должностью обер-гофмейстерины Светлане Олениной. Раскаяния за отобранную у него жизнь я не испытывал никакого, но и марать руки доходом от имущества убитого мною ублюдка я не собирался. А невероятное счастье, отразившееся в глазах маленькой фрейлины, получившей такой подарок, доставило мне огромное удовольствие. Взяв в свои нежные, но весьма ловкие ручки управление всем штатом фрейлин, она создала тайную разведывательную службу, что поставляла мне исключительно эксклюзивную информацию о каждом шаге, каждом произнесенном слове и даже о каждой невысказанной вслух, но читаемой на лице крамольной мысли придворных.

По моему поручению Светлана постепенно собирала сведения обо всех мало-мальски значимых аристократах, создавая на каждого отдельное досье. Я чувствовал, что может настать время, когда мне придется воспользоваться этими рычагами давления, проводя в жизнь свои решения…

Спустя год после своего воцарения на российском престоле я мог с сожалением констатировать — от наивного, доброжелательного и доверчивого цесаревича Алексея, каким я пришёл в этот мир, практически ничего не осталось. Я ожесточился, растерял большинство моральных принципов, не доверял никому. Я остался на стороне добра, но уверился, что оно должно быть с кулаками. И немалую роль в этом сыграл мой брак с Маргарет Йоркской. Свадьба состоялась спустя полгода после коронации. Глядя на её надменное, высокомерное поведение, на постоянные попытки пристроить меня под острый английский каблучок, я понял, что её сходство с Дашей было чисто внешним. Не хватало ей и душевной мягкости, и тепла, и способности сопереживать, и самоотверженности, которыми меня покорила в своё время Дарья. А возможно, просто я — как личность, как мужчина — был ей неинтересен. И блеск в глазах Маргарет зажигался только от роскоши и политического веса малой короны Российской империи, которую я собственноручно водрузил на её светловолосую головку…

Первый серьезный конфликт с женой состоялся после моего решения одарить Светлану титулом и высокой должностью при дворе. Топая ногами и оглушая меня пронзительными визгами, Марго требовала выгнать наглую девку, лишить её всех привилегий, которые она получила «известным путём»… Мрачно глянув на истеричку, я отправился в ванную, набрал холодной воды — и окатил суженую ею, с улыбкой припомнив, как сестры подобным образом будили меня на тренировку… Пока внучка королевы беспомощно хлопала ресницами, в ужасе ощупывая испорченную прическу и насквозь вымокшее богато украшенное платье, я воспользовался благословенной минутой тишины и негромко, но четко и выразительно объяснил ей, что император здесь я, и мои решения окончательны и не имеют обратной силы. И какими путями мои подданные получают награды от меня — судить не ей.

В её взгляде изумление граничило со злобой и затаенной ненавистью. И я понимал, что тихой семейной жизни мне не видать.

Спустя час после нашего скандала Маргарет тайком отправилась в резиденцию графа Дарема, с требованием вернуть её на родину и немедленно объявить войну этой дикой стране с грубыми мужланами, имеющими смелость поднимать руку на представительницу королевской семьи. Но была под конвоем своих же соотечественников доставлена обратно во дворец, причем сам посол Англии приватно принёс мне свои извинения и уверил, что любые меры воспитания, кои я сочту необходимым применить в отношении строптивой жены, будут приняты её семьёй, как должное.

С тех пор моя супруга затаилась и перешла в режим холодной войны, пытаясь исподтишка делать мелкие гадости, проверяя меня на прочность.